Окончательно успокоившись, Димка сунул руки в карманы и засвистел.
— Пора на работу!
А руки против его воли долго еще дрожали мелкой противной дрожью.
Когда солнце скатилось за хребет и длинные черные тени пересекли всю долину, Димка промыл двести пятый шлих. И встреча с медведем показалась далекой-далекой. Старательно завернув драгоценные зерна в несколько бумажек, Димка долго стоял на месте, представив себе, как обрадуется Лидия Петровна. Это не шутка: пятнадцать зерен в одном шлихе. Пятнадцать под обычной лупой! А если проверить под бинокулярной! И какие зёрна! Не меньше половины миллиметра в диаметре! Таких они ещё не вымывали.
— Это тебе, Димка, не три зёрнышка!
Вечерние тени становились все гуще и гуще. С гор потянуло холодом, тайга расплылась в непроглядной темени...
Разведчик нащупал в кармане драгоценный шлих и кинулся собирать сушняк для костра.
НОЧЬ НА ДЕРЕВЕ
У Бориса дело подвигалось хуже. То ли его маршрут был не так удачен, то ли работал он небрежно, но драгоценные зёрнышки киновари ему почти не попадались.
И вообще в последние дни Борис чувствовал себя неважно. Издали работа геолога казалась ему не только интересной, но и легкой. Ходи себе по живописным хребтам и долинам, дыши здоровым горным воздухом, отбивай молоточком куски породы и делай блестящие открытия... А тут, оказывается, нужно еще рыть закопушки и канавы, промывать шлихи... Сначала и это казалось занятным, но скоро надоело.
Особенно тяжело было мыть шлихи в ледяной весенней воде. Хорошо еще, что Леонтьич, по совету Лидии Петровны, выстрогал ребятам легкие деревянные скребки. С ними руки зябли куда меньше.
Да и ходить по горам оказалось далеко не таким приятным занятием, как думалось в городе,— то вдруг хлынет дождь, то начнёт сыпать снежная крупа. К вечеру озябнешь, устанешь, а отдохнуть за короткую ночь как следует не успеешь. Даже согреться толком нельзя— спальный мешок не спасал от ночных за мороз ко в.
Но самое неприятное— это вставать рано утром и надевать непросохший лыжный костюм и раскисшие от сырости сапоги
Борис даже стал завидовать Димке. Тот как будто и слабее, и моложе почти на год, а сумел приспособиться к поисковой жизни. Хотя бы раз на что-нибудь пожаловался!
— Упорный черт,— ворчал Борис.
Хорошо себя чувствовал он только у костра. В котелке весело плещется и булькает вода, по всему телу растекается ласковое тепло. Леонтьич готовит завтрак и разговаривает с Борисом, как с маленьким:
— Спал мало-мало? Теперь кушать надо,—и сует ему миску.
От горячего супа и добродушной болтовни старого проводника Борису становится совсем тепло...