Ныне же, хотя Красс с Помпеем формально имели равные полномочия, генерал Помпей по своему влиянию в десять крат превосходил коллегу. Все знали, что Помпей рвется возглавить восточные полки, которыми в то время командовал Лукулл. Присоединение к Риму восточных государств могло стать венцом ослепительной военной карьеры Помпея. Однако загвоздка была в том, что к той же цели, судя по всему, стремился и Лукулл. Причем намеревался достичь ее прежде, чем Помпей успеет занять его место.
Пожалуй, мне следует сказать несколько слов о Лукулле. Это был воистину замечательный человек, репутация которого последнее время несколько пострадала из-за того, что он не принадлежал к знаменитому семейству, которое всем нам хорошо известно. Теперь его вспоминают в основном как покровителя искусств, а также в связи с его поздними работами, посвященными природе добродетельной жизни. Но в те дни Лукулл по праву считался выдающимся военачальником. Он был одним из немногих поистине доблестных римлян, которых мне довелось знать. Талантливый полководец и политик, покровитель искусств, беспощадный в бою и великодушный в час победы. Чтобы вы не сочли меня льстецом, скажу, что меня с этим человеком совершенно ничто не связывало. Я никогда ничем не был ему обязан, поэтому смею вас заверить, что говорю от чистого сердца. В отличие от других полководцев, которые покупали любовь солдат, многое им позволяя, особенно после битвы, Лукулл всегда поддерживал в войсках жесткую дисциплину, вследствие чего не пользовался расположением подчиненных, особенно когда поход выдавался трудным.
У солдат наличествует одна весьма странная особенность: одних командиров они ненавидят за побои и строгую дисциплину, других за эти же качества чуть ли не боготворят. На моей памяти было только два полководца, которые снискали к себе любовь, невзирая на свою строгость. Одним из них был Друз — любимый пасынок нашего Первого гражданина. Вторым — Гай Юлий, обладавший замечательным свойством убеждать людей совершать поступки, противоречащие их собственным интересам, зато совпадающие с его целями. Не подумайте, будто я хочу приравнять Друза, прекрасного человека, и Цезаря, хладнокровного и расчетливого политика, хотя и самого выдающегося из когда-либо рожденных Римом.
Впрочем, я немного забежал вперед. В тот вечер мои мысли вертелись исключительно вокруг Тиграна, Публия и Клавдии. Особенно Клавдии. Мне было больно услышать, что она замыслила понизить свой социальный статус, хотя, разумеется, это никак не повлияло бы на наши личные взаимоотношения. С той минуты, когда Публий Клавдий превратится в Клодия, он тотчас станет предметом обсуждения и насмешек. Следовательно, ему (а значит, и его сестре, разделившей с ним его судьбу) будет грозить опасность.