Две вишенки вверху, две полные вишенки внизу с разлившимися вишневыми дорожками по обе стороны говорили не умолкая. Гроздь спелых вишен, которые, наверное, хочется есть глазами. Квартет сладких вишен под большими, искрящимися глазами. И чужие глаза, множество пар чужих глаз и ушей, слушающих музыку вишневого квартета в огромном пространстве из искусственного света и кондиционированного, стерильного воздуха.
Девушка подняла голову и улыбнулась Илье одними глазами. Ее губы были сложены поцелуем вокруг трубочки для коктейля. Он улыбнулся в ответ. Девушка опустила ресницы и сразу же подняла. Широко распахнула ресницы, чтобы впустить другого человека в себя. Она пила коктейль, глядя на него, он на нее. Так получилось, что два человека внезапно оказались одни в зале обычного ресторана. Илья улыбался. То чуть заметно, будто для себя, то отчетливо, почти вслух. Наверное, сидя рядом с ним, можно было и не заметить улыбки, если бы не ямочки на щеках. Его улыбка жонглировала ямочками, они лучились смехом, разлетаясь во все стороны, и гасли так же внезапно, как появлялись.
– Стул, – раздался рядом голос.
Я вздрогнула и перевела взгляд на официанта.
– Сом, подвинься! – велел Илья. – Видишь, девушка стоит.
Гости раздвинулись в торце стола, напротив Ильи, официант еле втиснул стул.
– У тебя правда кукушка в голове? – улыбаясь, спросил Сом.
– Судя по прикиду, она принцесса на горошине, – рассмеялся второй.
– Кто горошина? – подняла брови девушка справа от Ильи. – Неужели ты, Софронов?
– Не я – кукушка, – Илья улыбнулся сам себе.
– Слушай, Катя, ты немая? – спросил Сом. – Что молчишь?
– Глухонемая, – ответила за меня девушка с вишневыми губами.
Все расхохотались. Я опустила голову. На пустой тарелке кружилась мандала, то увеличиваясь, то уменьшаясь. Я не могла ее разглядеть. Она меняла положение и форму, расплываясь в тарелке синим чернильным пятном.
– Не трогайте Катю. Она особенная, – сказал Илья. – Она останавливает время.
– Как? – спросил человек, похожий на морского конька.
– Висит на маятнике, пока часы не сломаются! – засмеялся Илья.
Раздался гомерический хохот. Люди, когда смеются от души, качаются. Туда-сюда. Туда-сюда. Как маятник. Наверное, хорошо, когда людям весело, особенно если смеются они от души.
Я подняла глаза на Илью. Он улыбнулся мне, жонглируя ямочками на щеках. Нормальными ямочками, залитыми искусственным светом. Подцепил вилкой кусок карпаччо из осетра и отправил в рот. Свежую, мертвую рыбу. В самый раз.
– Мне нравится Катя! – смеялся человек с глазами навыкате. – Хочу узнать поближе! Что в ней еще такого? Эксклюзивного!