– Ты успеешь. Обязательно успеешь. Верь мне. Я знаю жизнь.
– Нет, – я рассмеялась. – Стул остался на земле, а стол улетел. Такая дурацкая картина. Зачем я фотографировалась? Надо было оставить одну эту картину. Это моя жизнь от начала до самого конца.
– Ты поплачь. Тебе будет легче. Тебе всегда легче, если ты плачешь.
– Не плачется. Я отдохну. Ладно?
Что делать, когда веру выдрали с мясом, не уронив ни капли крови? Я хотела только одного, чтобы меня не было. Чтобы я исчезла, испарилась, затерялась, растаяла, растворилась, пропала без следа. Самое лучшее лекарство – это когда тебя не помнят. Я поняла своего отца. Он забыл меня, потому что ему стало страшно оставаться рядом с моей матерью. Я была бы лишним напоминанием. Ни к чему это. Жить и так тяжело.
Я провалилась в темноту. Под грохот колес мчащегося поезда. Они стучали и стучали. Стучали и стучали. Одна. Одна. Одна. Одна. До бесконечности.
* * *
Я не выходила из дома. Ни в институт, ни на улицу, никуда. Не подходила к телефону, к входной двери. Я жила в скорлупе темной бабушкиной квартиры. Мне было страшно как никогда. До падения артериального давления, до холодного пота, до остановки сердца. Я стала бояться людей. Всех до единого. Самое страшное – это не привычные, оживающие предметы. Самое страшное в жизни – это люди. Любые.
Мне нужен был только Гера и больше никто. Но я боялась других людей даже с ним. Меня сжало пружиной, а пальцы меня не слушались. Онемели.
– Тебе звонил однокурсник, – сказал как-то Гера. – Старосельцев.
– Пусть, – вяло ответила я.
– Он беспокоится. Я по голосу почувствовал.
– Не знаю я никакого Старосельцева.
Зачем нужны чужие люди? Чтобы получить еще раз бритвой по глазам? Я не ждала ничего хорошего. Ни от кого. Так было легче.
– Пойдем погуляем?
– Нет.
– Ты не можешь никуда не выходить.
Я покачала головой. Гера вздохнул и прижал меня к себе. Смешно. У него на глаза набежали слезы, а я перестала плакать. Невзначай. Как-то вдруг все поменялось местами.
– Почему ты никуда не ходишь?
– Не хочу.
Я заглянула в его глаза, в них стояли слезы. Ни туда, ни сюда. Я узнала отражение своих глаз, и на меня внезапно накатил очередной приступ паники. Облил холодным потом с головы до ног. До черноты в глазах. До тряпичной слабости.
– Расскажи мне, что с тобой? – попросил Гера. – Ты молчишь, а я хочу тебе помочь. Хочу! Слышишь?!
Я ему поверила сразу. Он должен был помочь. Только он мог мне помочь.
– Боюсь. Боюсь, что надо мной снова будут издеваться. Такого со мной не было. Я не знаю, что делать. Понимаешь? Мне кажется, они везде, – путаным и сбивчивым шепотом заговорила я. – Везде. Куда ни ступишь. Куда ни глянешь. Я везде вижу их лица. Нет, не лица. А раскрытые рты. Они смеются. Всегда. Издеваются. Все вместе или по очереди. Им все равно. Меня преследует их смех, как черные шары. Я слышу их смех каждый день. Я устала от него. У меня нет больше сил его слышать! А он не кончается. Никогда, даже ночью. Даже когда я сплю! Что я им сделала, Гера? Что? Скажи, что? Ведь они меня не знают. Совсем. Ни один! За что так?