— Приятный вечерок, не так ли? Позже станет холодно, но пока вполне нормально, правду я говорю?
Вскоре они разделили поровну то, что осталось от «Милки вей», разделили также и «Твизлерс», — Тобиас, жуя, рассуждал, морщины на его лице становились глубже в свете заходящего солнца. Джон слушал с теплотой бесконечную, почти бессвязную речь — о правительственном заговоре («Они строят под землёй целые секретные города — они создали СПИД, ну ты знаешь»), о коровах с вшитыми по бокам застёжками — «молниями» («Генная инженерия — сейчас они делают это в Бразилии») и невыразимом Готаме.
— Ты боишься Готама?
— Я не знаю.
— У тебя должен быть этот страх. Господи Иисусе, если ты не боишься Готама, ты напрашиваешься на неприятности.
Когда спустился закат, Тобиас устало вздохнул. «Твизлерс» кончились, как и шоколадка. Печально сказал, что ему пора идти собирать деревяшки:
— Ночью станет холодно, я думаю. Должен это сделать, понимаешь.
— Удачи, — кивнул ему Джон.
— Тебе тоже, приятель. — Тобиас поднялся со скамьи.
— Спасибо, надеюсь, она у меня будет.
Только старик не сразу отошёл — он чесал подбородок, изучал полёт птиц, силуэтом обозначившихся в небе, потом взглянул на Джона со словами:
— Говорю тебе, знаешь, у меня есть хорошее местечко — не слишком плохо, куда лучше, чем эта скамья, на которой я всё время тебя вижу, — у меня там горит костёр, есть спальный мешок, который тебе, наверное, понравится, — я был бы рад видеть тебя рядом, приятель.
Джон смущённо посмотрел на него.
— Добро пожаловать — вот что я тебе говорю, добро пожаловать, если захочешь, — вот в чём дело, я полагаю, — если тебя всё это интересует…
— Ты уверен? — опросил Джон. — Ты не будешь против?..
— Не могу сказать, что я буду против, — ты увидишь, я не такой плохой, понимаешь, — там куда лучше, чем на этой скамейке, — и всё, что тебе нужно делать, — идти за мной…
Так что он последовал за ним, хотя сомнения и одолевали его, когда они вышли из-под пальм.
Земля пошла под уклон, превратилась в дикое русло высохшей реки за границей парка, песок заскрипел у него под ногами, трава поднималась островками на коричневом фоне пустыни.
Теперь, когда они зашли в тупик, Тобиас остановился и показал вперёд:
— Это моё место, мой дом. Тебе понравится…
В вечернем свете он различил только, что русло реки было перерезано насыпью из красного камня и бетона (поверху тянулся асфальт, шоссе огибало парк).
— Не так уж плохо, — повторил Тобиас, продвигаясь вперёд. — Бывает и хуже…
Неожиданно он увидел округлое отверстие в земле, чёрный провал, начинающийся там, где кончалось русло.