Класс захихикал, но под строгим взглядом отца Филарета быстро угомонился.
— То же и с шамами или био. Пока выговоришь «шаман» или «биоробот», твари уже в куклу превратят или раздавят. А так вон крикнул, как дядька Лют на тренировке: «Нео три!» — и сразу ясно, что на три часа мутант обозначился, и всем туда стрелять нужно.
— Молодец, — кивнул Филарет, пряча улыбку в бороду. — Сдал экзамен. А теперь поздоровайтесь с тем, кто в свое время вышел отсюда, тоже сдав все экзамены на отлично, как и подобает будущему разведчику.
Данила вышел из глубокой тени колонны и поклонился учителю в пояс.
— Ух ты! Сам дядька Данила из разведроты к нам пожаловал! — прокатилось по классу. — При мече да в кольчуге…
В другое время, может, и разрешил бы Филарет ребятне повисеть на разведчике, потрогать броню да ножны меча, но, перехватив взгляд Данилы, учитель возвысил голос:
— Всем перерыв до девятого била. А после продолжим экзамен.
Ребятня, подавив вздохи сожаления, послушно покинула класс, а разведчик шагнул к учителю:
— Здрав будь, отец Филарет.
Внимательные глаза учителя, казалось, смотрели прямо в душу:
— И тебе поздорову, сын мой. Рассказывай.
Данила снял побитую шлем-каску с откидным стальным забралом и склонил голову:
— Благослови, батюшка.
Жесткая сухая ладонь легла на затылок, и Данила почти сразу почувствовал, как кожу у корней волос стало покалывать, словно крошечные иглы осыпались на нее мелким дождем.
— Благословляю тебя, сын мой…
Игольчатый дождь прекратился, и Данила поднял голову.
— Что тебя тревожит, ученик?
Официальная часть кончилась. Сейчас с разведчиком говорил не священник, а воин:
— Порох, заплаченный за твой шлем, душу жжет?
Данила кивнул.
— Про то не печалься. Война есть война, и сейчас жизнь каждого воина Кремля дороже пороха. Но, чувствую, ты пришел не только поэтому. Новый рейд?
Данила кивнул снова.
— Раньше перед рейдами ты не приходил сюда.
Разведчик пожал плечами:
— Их и было-то всего три, отец Филарет. Да и то первый раз так, банду нео от стен отогнали, а во второй раз за металлом ночью сходили, арматуры в развалинах нарезали — и обратно. А третий…
— Про третий забудь! — возвысил голос Хранитель Веры. — Знаю я твой упертый характер и про то, что в бою рубишься себя не помня, тоже знаю. Смотри, глупостей не наделай, воин, стараясь обелить свое имя. То не доблесть в тебе клокочет, а гордыня, а это великий грех!
Зычный голос старика гудел под куполом храма, словно колокол. Правда, выговорившись, старик немного смягчился.
— Предчувствие нехорошее?
— Да, отче.
— Это бывает перед боем. Помни, за кого воюешь и за кем правда. Об ином не думай. Просто делай то, что должен. А я помолюсь за тебя.