Электрические экипажи катятся по мостовой так же бесшумно, как шар по сукну биллиарда. Что касается экипажей в подлинном смысле слова, то есть запряженных лошадьми, то они попадаются только в очень богатых кварталах.
— А вот и церковь! — говорит Фрасколен.
И он указывает на здание довольно тяжелых пропорций, без всякого архитектурного стиля, расположившееся, словно огромный торт, посредине площади, покрытой зелеными газонами.
— Это протестантский храм, — сообщает Калистус Мэнбар, останавливаясь перед зданием.
— А в вашем городе есть и католические церкви?.. — спрашивает Ивернес.
— Да, сударь. Впрочем, должен обратить ваше внимание на то обстоятельство, что, хотя на земном шаре имеется около двадцати тысяч различных религий, мы здесь довольствуемся католичеством и протестантством. У нас не так, как в Соединенных Штатах, соединенных в политическом смысле, но разъединенных в отношении религии, ибо в них столько же сект, сколько семей, — методисты, англикане, пресвитерианцы, анабаптисты, уэслианцы, и т. д. Здесь же — только протестанты, верные кальвинистской доктрине, либо уж католики-паписты.
— А на каком языке у вас говорят?
— Одинаково распространены и английский и французский…
— С чем вас и поздравляем, — говорит Пэншина.
— Город, — продолжает Калистус Мэнбар, — разделен на две более или менее одинаковые части. Сейчас мы находимся…
— В западной, я полагаю… — замечает Фрасколен, ориентируясь на положение солнца.
— В западной… если угодно…
— Как это… «если угодно»? — изумляется такому ответу вторая скрипка.
— Разве положение частей света в вашем городе меняется по прихоти любого обитателя?
— И да… и нет… — говорит Калистус Мэнбар. — Позже я вам это объясню… А пока вернемся к этой части города… западной, если вам угодно, в которой живут исключительно протестанты; они даже и здесь остаются людьми практичными, в то время как более интеллектуальные, более утонченные католики занимают другую часть города. Само собой понятно, что храм этот — протестантский.
— Да, похоже на то, — говорит Ивернес. — В храме такой тяжелой архитектуры молитва не поднимается к небу, а распластывается по земле.
— Хорошо сказано! — восклицает Пэншина. — Мистер Мэнбар, в таком механизированном городе ведь можно прослушать проповедь и мессу по телефону?..
— Да, конечно.
— И исповедаться?
— Совершенно так же, как можно вступить в брак по телеавтографу. Согласитесь, что это практично…
— Невероятно практично, мистер Мэнбар, — отвечает Пэншина, — невероятно.