Снова удар. Я зажмурилась.
— Да ты сам мандишься с половиной города!
— Я?!
— Да, ты! А с другой спишь!
— Я сплю?! Это ты мандишься с одной половиной города! А с другой не спишь только потому, что тебе никто не дает!!
— Мне не дает?! А хули ты тогда тут скандалишь, раз мне никто не дает?! Старый поношенный пидор!!
— Ой, а ты ебабельный весь такой у нас! Наркоман!
— Причем здесь?..
— На свою жопу посмотри! Дешевка! Ты думаешь, он любит тебя?!
— А нам и без любви нормально! У него побольше будет, чем у тебя!!!
— ЧТО???
— Побольше-побольше!!! Вот такой! Видел?! Ты такой в жизни во рту не держал.
Удар. Глухой звон тарелок на полке.
— Я не держал?!! Я таки-и-ие держал!.. Ты в своих девичьих снах не видел!
Мы сидели в партере, то есть на выходе из кухни, и внимательно следили за развитием событий. Ориентировались на звук. Кто-то один ходил из угла в угол, кто-то поднимал пепельницу сантиметра на полтора от стола и бросал ее, подкручивая. Звуковым сопровождением скандал был обеспечен в лучших традициях. На часах было 6:30 утра.
— … вообще здесь делаешь?!
— Ой, у тебя забыл спросить!
— Полная квартира жаворонков, блядь, — прохрипела Лилит.
— Лильк, — позвала я шепотом, — давай, может, холодной попьем, из-под крана? — Мне было плохо и хотелось пить так, как может хотеться пить человеку, съевшему накануне двадцать шесть покупных пельменей, без остановки, без кетчупа и масла.
— Та пошли они! Сейчас, я разберусь, погоди, только момент выберем, а то опять начнется…
— Я в прошлый раз ходила…
— Да не ной ты, — зашипела Лилька, — я помню.
— Люблю эти очные ставки до жути…
С кухни раздался удар об пустой морозильник пустой головы. Повисла неловкая тишина. Валюшино «кхе-кхе». Я спустилась на колени и осторожно заглянула в кухню. Обе изрядно поношенные задницы сидели, прислонившись к холодильнику, одна, которая помоложе, сидела несколько более расслабленно. Аланик явно приуныл от удара об холодильник.
— Девочки, вы что, подрались? — я на четвереньках подползла к Валюше. Он плакал.
— С-сука… — отрывисто сказал Ал.
— Блядища, ненавижу тебя, — прорыдал Валюша. Я сделала Лильке знак рукой, что все вроде чисто, и она величаво вползла в кухню тоже почему-то на четвереньках.
— О? Элита мировых сексуальных меньшинств! Господа, вашему французскому произношению позавидует любой парижский журнальный критик! — Лиля была полна цинизма, места для жалости в ней не было. Она любила по утрам спать. — Живой? — она ткнула пальцем в критика.
— Блядищааа, — провыл Валюша. — Ну скажи, Лилька, скажи, вот серьезно у него с этим Эгоистом?