— Пожалуйста, не сердитесь, но я не очень-то верю в Бога. И у меня нет большого желания выслушивать ваше предложение.
— Но если вы не выслушаете, то так его и не узнаете. Потом всю жизнь будете гадать.
Она заколебалась. У нее мелькнула мысль: стол, за которым он сидит, должно быть, обошелся ему в несколько тысяч. Впервые она отчетливо подумала о своем пациенте в связи с деньгами.
— Суммы, которую я предлагаю, должно хватить на оплату всех накопившихся у вас счетов, на то, чтобы ваш муж спокойно дописал свою книгу, — возможно и на то, чтобы начать новую жизнь в… в Вермонте, если не ошибаюсь?
— Да.
— Наличными, Нора. Зачем оповещать об этом налоговые органы? — У него было длинное лицо и седые курчавые волосы. Похож на овцу — так она думала о нем до сегодняшнего дня. — Если наличные пускать в ход постепенно, никто не заинтересуется тем, откуда они у вас взялись. Кроме того, когда ваш муж продаст книгу и вы обоснуетесь в Новой Англии, у нас с вами больше не будет нужды встречаться. — Он помедлил. — Хотя что нам мешает? Это будет зависеть от вас. И не напрягайтесь, пожалуйста. Вы сидите так прямо, точно палку проглотили.
Только мысль о двухстах тысячах и удержала ее в комнате. Двести тысяч долларов наличными. Она словно видела их перед собой: толстый почтовый конверт, набитый банкнотами. А может быть, даже два конверта, если не влезет в один.
— Послушайте меня чуть-чуть, ладно? — сказал он. — Я ведь в последнее время не очень много говорил. Все больше слушал, верно? Так что теперь ваша очередь слушать, Нора. Согласны?
— Ну хорошо. — Ее разбирало любопытство. А кто бы утерпел на ее месте? — Говорите, кого я должна прикончить.
Она хотела пошутить, но, как только эти слова сорвались с ее губ, испугалась, что это может оказаться правдой. Потому что они не прозвучали как шутка. И глаза на длинном овечьем лице смотрели на нее вовсе не по-овечьи.
Уинни рассмеялся. Потом сказал:
— Никаких убийств, дорогая. Нам ни к чему заходить так далеко.
И он начал говорить о том, о чем никогда раньше не говорил. Возможно, не только с ней, но и вообще ни с кем.
— Я вырос в богатой семье на Лонг-Айленде — моему отцу везло в торговле. Он пережил мать всего на пять лет, а когда умер, мне досталась уйма денег, по большей части в акциях и других надежных бумагах. За годы, протекшие с тех пор, я обратил в наличные лишь скромный процент своего капитала, делая это постепенно, малыми порциями. Я откладывал деньги не на черный день — мне это не нужно, — а на то, чтобы когда-нибудь осуществить свое заветное желание. Они лежат на депозите в манхэттенском банке, и именно их я вам и предлагаю. На самом деле там может оказаться ближе к двумстам сорока тысячам, но мы же не станем препираться из-за доллара-другого, не так ли, Нора?