— Я должна сказать тебе… Не знаю, с чего начать. Но ты должен понять меня и… простить.
— Говори! — нетерпеливо, приказным тоном сказал он.
— Завтра к двенадцати мне нужно… в военкомат… С вещами…
— Какой, к черту, военкомат! — загремел он. — Ты сдурела, что ли!
— Я ж не знала, что ты приедешь… Я хотела быть с тобой… на фронте, еле слышно произнесла она и присела на диван.
— Дура! Ты знаешь, что такое война! И для девчонок! Это ты понимаешь?
— Зато я испытаю все, что и ты…
Вошла Володькина мать.
— Мама, представляешь, что она выкинула? Завтра ей в армию!
— Господи… Как же это, Юля? Володя приехал, а вы… вы уезжаете… И вообще…
— Откуда я знала, что он приедет? Я думала, вдруг мы на фронте встретимся, — чуть не плача, пробормотала Юлька.
— Нашла место для свиданий! Ну, не дуреха… — Володька бросил в сердцах папиросу и стал вышагивать по комнате, громыхая сапогами.
— Успокойся, Володя, — сказала мать.
— Я спокоен. Пусть отправляется, если…
— Володя… — укоризненно прервала мать.
— Я не Майка! И ни по каким рукам ходить не собираюсь! Я воевать еду! вскрикнула Юлька и заревела уже по-настоящему.
— Воевать! Ты знаешь, что это такое! Вздуть бы тебя сейчас как следует! взорвался опять Володька.
— Володя… — остановила его мать.
— Какой ты трудный, Володя, — сквозь слезы бормотала Юлька. — Моя мама всегда говорила, что ты трудный мальчишка.
— Мальчишка! Я мужик теперь! Понимаешь, мужик! Я видел столько за эти месяцы, чего за сто лет не увидишь. Ты посмотри на меня, посмотри. — Он подошел к ней и стал.
Юлька подняла глаза и, наверно, только сейчас увидела, как изменился Володька, как он худ, какие черные круги у него под глазами, в которых стояла какая-то непроходимая усталость и пустота. И она прошептала:
— Скажи, что там было? У тебя такие глаза… Господи. Почему ты молчишь? Она глядела на него в упор и вдруг, закрыв лицо руками, прошептала: — Мне почему-то стало страшно. И я не хочу завтра в военкомат.
У Володьки кривился рот, ему было нестерпимо жалко Юльку, но он сказал:
— Я даже не пойду провожать тебя завтра.
— Не мучай меня… У нас всего один вечер. И ты пойдешь…
И Володька пошел. На другой день в одиннадцать часов он уже был у Юльки дома, о чем-то говорил с оплаканной ее матерью, чем-то успокаивал растерянного, пришибленного Юлиного отца, который, конечно, не зная, что она идет в армию добровольно, все время безнадежно приговаривал: "Довоевались… Девчонок в армию забирают. Довоевались…" Он отпросился с работы, чтобы проводить дочь, но Юлька категорически заявила: провожать ее будет только один Володька. Мать суетливо собирала вещи, которые Юля молча выкладывала обратно, говоря, что они ей не нужны, а мать через некоторое время опять собирала их в маленький Юлькин чемоданчик, памятный Володьке еще со школы.