— А знаете, как они у меня расти будут? Вверх! Полгода одуванчиком ходить буду. Кошмар! На гражданке хоть платочком бы подвязалась, а в армии… Ладно, — тряхнула она головой, — переживем и этот случай.
— Конечно, переживем, — улыбнулся он. — Как в армию-то попали? — спросил он, не очень-то уверенный в необходимости женщин на фронте и испытывавший всегда, когда видел девчушек во фронтовой обстановке, щемящую жалость. Жалко было ему и эту, несмотря на ее развязный тон и грубоватость.
— Да я уже два раза на фронт удирала. В первый законно, через военкомат, а второй — так, партизанским манером… Как звать-то вас, старшой?
— Михаилом Алексеевичем.
— А меня Женькой. Будем, значит, знакомы. — Она протянула ему маленькую, грязноватую, но крепкую лапку — пожатие это показало. — Может, еще подымим?
Они закурили по второй цигарке… В тамбур вошел сосед солдат, и Ушаков, не став дожидаться его просьбы, достал кисет.
— Премного благодарствую, товарищ старший лейтенант, — нарочито почтительно сказал тот и, поглядев на Женьку, отошел деликатно в сторонку.
— В Москву приеду, а дома у меня никогошеньки, и ключей от комнаты нет… Придется, наверно, слесаря из домоуправления звать…
— А есть ли сейчас слесари в домоуправлениях? — заметил Ушаков.
— И верно, есть ли? И что тогда — не знаю. — В ее голосе впервые прозвучала растерянность.
— Кто-нибудь из соседей, мужичков, поможет тебе, девонька, — сказал солдат.
— Где они, мужички-то? Воюют все… Ладно, переживем и это, у соседки переночую, — махнула рукой Женька.
И тут дернуло Ушакова спросить, где она живет, хотя это совершенно ему было не нужно. Узнав, что на Садово-Самотечной, у Лихова, совсем недалеко от его дома, он неожиданно для себя сказал, что сможет по дороге зайти к ней и попробовать помочь открыть дверь. Женька искренне обрадовалась.
— Ой, спасибочко, товарищ старший лейтенант! А вы что, специалист?
— Нет, — улыбнулся он, — но, наверно, смогу.
— Как здорово! Мне же переодеться охота, валенки эти тяжеленные скинуть. Значит, договорились?
— Договорились, — кивнул Ушаков.
Когда они вернулись на свои места, Женька сразу же вытащила свой вещмешок и стала развязывать.
— После этого тифа шамать все время охота… Пожую хлебца.
Она достала буханку, отрезала от нее разведчицким кинжалом большой ломоть и начала с жадностью жевать.
— Как это тебе в госпитале удалось кинжальчик сохранить? поинтересовался солдат.
— Подумаешь, я же разведчица! Я все сохранила, что нужно.
— Разведчица… — протянул солдат. — Что-то девчонок я в разведке не видал.
— Мало ли чего ты, дядя, не видал, — отрезала Женька.