На низком стеклянном столике перед присутствующими были разложены золотые таблички. Те самые злосчастные мандалы сути и Ключ основы, в очередной раз собравшие кровавый урожай. Толстячок, казалось, не обращал на древние реликвии внимания, но глаза фон Рихтгофена то и дело цеплялись за них и начинали блуждать по лабиринтам узоров. Почти семьдесят лет старый эсэсовец жил мечтой увидеть их все вместе. И вот теперь она исполнилась. И что? Пустота и разочарование, которые преследуют тех, кто достиг своей цели? Нет. Страх? Вроде тоже не наблюдалось. Просто ощущение холодного сквознячка, который исходит от этих предметов.
– Ладно, вернемся к мигу нашего триумфа. Это еще один кирпич, мощный кирпич, золотой кирпич в основание четвертого рейха, – торжественно объявил Претор. – Я бы отведал с вами коллекционного шампанского, соратники. Но, к сожалению, вы не подвержены коварным искусам Бахуса.
Тин едва заметно кивнул. А старик усмехнулся. Он давно не верил ни в первый, ни в Третий рейх, ни тем более в четвертый. Он верил в трансформацию силы, которая всегда присутствовала на Земле. Сила духа и высочайшей организации, которая, согласно закону сохранения энергии, никуда не девается, а только трансформируется. Были темные маги Атлантиды. Была Римская империя. Был Третий рейх. Будет еще что-то, что станет стремиться подчинить мир стальному порядку, упорядочить хаос. И, скорее всего, после миллионных жертвоприношений и крови у нее это опять не получится. Потому что мир находится в вечном противоречии с самим собой.
Но Претор, на самом деле фигура для этого мира достаточно могущественная и полностью скрытая в тени повседневных событий от людского взора, ликовал. Мандалы сути обещали власть и реванш.
А что они обещали Зигмунду фон Рихтгофену? Сколько он ждал этого момента! Для истории – миг. А для него – основная часть очень длинной жизни. Если бы он увидел это пятьдесят лет назад, то ощущал бы тот самый триумф, о котором твердит Претор. А теперь он стар. Он слишком стар. И мечты осуществляются слишком поздно. Когда они уже не греют, не окрыляют. Остается лишь прилично истертое временем чувство долга, да еще какое-то злорадство. Осознание, что твой скорый уход будет сопровождаться очередным потрясением основ, к которому ты приложил руку. Приятно напоследок встряхнуть этот прогнивший земной шар с бестолковым человечеством.
Претор был лишен всей этой гаммы чувств. Он принял дело по наследству. За его спиной не было прожитой в бесполезной вечной борьбе жизни. Он застал конец поисков, результаты долгой операции, в успех которой уже верилось с трудом, но которую намеревались тянуть до победного конца.