В 1980–1981 годах я, будучи первым заместителем начальника Генштаба, работал практически постоянно в качестве начальника штаба оперативной группы Министерства обороны в Афганистане. После возвращения в Москву в начале 1982 года я, как и другие мои коллеги по Генштабу, стал замечать, что отношения между министром обороны Устиновым и начальником Генштаба Огарковым, которые ранее были хорошими и даже сердечными, почему–то осложнились. Поскольку эти сложности в их взаимоотношениях возникли в период моего отсутствия в Москве, причины их я не знал. Уточнять же младшему по должности причину сложившейся ситуации у своего начальника у нас, военных, не принято.
До этого в течение четырех лет (с 1977 по 1980 г.) предложения начальника Генерального штаба как по частным, так и принципиальным вопросам принимались Устиновым, как правило, безоговорочно. Теперь стало не так. Сначала мы в Генштабе такому осложнению не придавали значения. Мало ли что на службе бывает. Думали, что явление это временное. Руководители вновь заработают дружно — дело требует. Однако время шло, а напряженность в их отношениях не снималась. Все чаще оба наших руководителя при решении крупных вопросов стали высказывать различные мнения. Дело осложнялось тем, что как Устинов, так и Огарков имели установившиеся твердые характеры и не привыкли уступать или даже проявлять должную гибкость. Сложилось положение, о котором у нас говорят: «нашла коса на камень». Работать стало труднее.
Такая ситуация продолжалась до лета 1984 года, когда был решен вопрос о создании Главных командований войск направлений как органов оперативно–стратегического управления Вооруженными Силами на театрах военных действий. Вот тогда–то и пошли разговоры сначала в узком кругу, а затем в более широком о назначении Маршала Советского Союза Н. В. Огаркова Главнокомандующим войсками Западного направления. Эти предположения вскоре оправдались — в сентябре состоялось назначение Огаркова на эту должность. Начальником Генерального штаба назначили меня.
Сам по себе факт назначения командующим такой группировкой Вооруженных Сил, какая была у Советского Союза в 1984 году на Западном направлении, военачальник самого старшего ранга, в том числе и начальник Генштаба, считал бы за честь. Думаю, так мыслил и Огарков. Дело было в другом. Перед его назначением Главкомом, а меня начальником Генерального штаба с ним, как и со мной, никто не беседовал. Это не соответствовало нашим традициям и выглядело совершенно необычно.
Внешне причиной, конечно, могла быть болезнь Генсека Черненко. Но и это мало что объясняло. Ведь можно было поручить провести беседы с нами одному из членов Политбюро, в конце концов министру обороны — Устинов тоже ведь был членом Политбюро. В данном случае к нам обоим было проявлено определенное невнимание, а это еще одно свидетельство того, что не все в порядке было в это время в руководстве нашим государством.