Все это были реальные и немалые достижения советской внешней политики, которые особенно контрастно выглядели на фоне все большего нарастания трудностей внутри страны и, скажу прямо, деградации нашего высшего руководства. А то, что дело обстояло именно так, я знал достоверно. Помимо того, что это все больше ощущалось каждым из нас в повседневной жизни, мне по роду работы уже с конца 60–х годов приходилось довольно часто присутствовать на заседаниях Политбюро ЦК КПСС и различных его комиссий. А с 1977 года, когда я стал первым заместителем министра иностранных дел, то по установившейся традиции мне приходилось присутствовать практически на всех заседаниях Политбюро при рассмотрении не только внешних, но и остальных вопросов, кроме кадровых, которые обычно слушались «до повестки дня».
За исключением последних лет жизни Брежнева, заседания Политбюро были не такими уж краткими, как это иногда изображается сейчас. Но беда в том, что чем длительнее были заседания, тем тягостнее было видеть, насколько некомпетентно, а зачастую просто несерьезно решались многие народнохозяйственные и другие вопросы, сколько времени тратилось на комплименты в адрес первого лица и вообще на пустословие. Быть свидетелем происходящего для меня лично всегда было мучительно.
Такое положение в нашем руководстве не могло, конечно, не сказываться на ведении внешних дел. Я уж не говорю о том, что ухудшение состояния здоровья Брежнева создавало все больше сложностей в наших внешних делах, когда для решения самых важных из них требовалось его участие как первого лица государства и партии. В более или менее рабочей форме последний раз я видел его на встрече с президентом США Дж. Фордом во Владивостоке в 1974 году. А уже на встрече в Хельсинки в 1975 году, где помимо участия в официальных заседаниях ему приходилось беседовать со многими ее участниками в отдельности, он был совершенно беспомощен. С тех пор вести содержательную беседу он был не в состоянии, если не считать зачтение им вступительного слова по заранее заготовленному тексту. Не выручали его и делавшиеся на все случаи письменные заготовки. Обычно ведение беседы брали на себя другие ее участники с нашей стороны. Все это создавало весьма тягостное впечатление. К тому же случалось, что наш лидер, игнорируя присутствие на другой стороне стола лиц, знающих русский язык, начинал говорить довольно громко своим коллегам совсем неуместные вещи, в том числе по адресу высокого гостя. Приходилось сгорать со стыда.
В отношениях со многими государствами возникали ненужные осложнения из–за многократных переносов сроков государственных визитов ввиду состояния здоровья Брежнева, причем ссылаться на эту причину обычно не разрешалось, придумывали всякие другие объяснения или просто отмалчивались.