С каждой секундой он ощущал, как проваливается все глубже под весом собственного тела, как его руки беспомощно хватаются за оползающие стены болотной ямы. Он невольно взвыл от отчаяния и начал лихорадочно ворочаться, цепляясь за все вокруг, скаля зубы и напрягая каждую клеточку тела, словно загнанный зверь, не в силах думать и рассуждать. Но его ноги плотно застряли в похожем на жидкую глину торфе и не могли вырваться. У него начала кружиться голова. Ноги его онемели, а холодная вода поднималась все выше, его начало сильно трясти. Жуткий озноб пробирал все его тело, и он понимал, что скоро приток крови к сердцу замедлится. Он перестал бороться и затих, медленно вдыхая и выдыхая, каждый раз все слабее. Сквозь его сознание скользнуло шелковистое как паутинка воспоминание — лучезарное лицо, нежный женский шепот. Он уже погрузился по плечи; скоро его поглотит, сожрет ненасытная земля, источник и конец всякой жизни.
В последние несколько мгновений только инстинкт заставлял его удерживать подбородок на поверхности, и с каждым невольным содроганием он погружался все глубже. Прикосновение воды к ранам обжигало; она начала затекать ему в уши, постепенно заглушая все звуки, кроме стука его сердца. Скоро над поверхностью виднелись лишь его лицо и руки, но открытые глаза по-прежнему смотрели наверх. Последним в них запечатлелся смутный знакомый образ в неровной бреши, очертания головы и плеч на фоне гаснущего заката. Спаситель или палач? Мгновением позже сверху на него посыпались мягкий мох и влажный торф, засыпав ему глаза и забив ноздри запахом свежей травы и вереска; он отказался от всякого сопротивления и, наконец, отдался холодным объятиям болота.
В семи милях прямо к западу от Дублина, на северном периметре Лугнабронского болота в дальних западных пределах графства Оффали, в голове у Норы Гейвин уже сложился четкий образ мужчины, которого она должна была сегодня спасать. Конечно, представляла она себе не полную фигуру — человека, посмотреть на которого она ехала, разрезало пополам — неровно рассекло острым лезвием машины для земляных работ. Образ, запечатлевшийся у нее в голове, состоял из потрепанных и слегка усохших сухожилий и изодранных лоскутков кожи, потемневшей за столетия, проведенные в холодном безвоздушном настое болота. Конечно, хорошо было и то, что хотя бы часть тела оказалась целой; еще несколько лет срезки торфа — и он мог бы полностью рассеяться по ветру. Она вдруг разозлилась, думая о том, что этот человек столько лет лежал в болоте в целости и сохранности, а потом его в мгновение ока почти разрушили бездумные действия людей и их машин. К несчастью, ей мог так никогда и не представиться шанс обследовать нетронутое тело из болота, так что приходилось использовать по максимуму хотя бы то, что ей досталось.