Кормак как-то попытался убедить Урсулу, что своими выходками она вредит только себе, но ее, казалось, это не заботило. В ней всегда чувствовался оттенок недоверия, порожденного болью или предательством. Встреча с ней наполнила Кормака необъяснимой бесконечной грустью. Нашла ли она за все эти годы того, кто рискнул бы прорваться сквозь ее оборону и добраться до ее израненной души?
Урсула вернулась на кухню и проскользнула мимо него к двери; он последовал за ней, чтобы выпустить ее.
— Было приятно снова увидеть тебя, Кормак, — сказала она и подошла поближе, будто собираясь обнять его. Но когда он наклонился поближе, она подняла обе руки, заставила его нагнуться и поцеловала его прямо в губы. Кормак почувствовал, как ее язык на мгновение скользнул у него между губ, и инстинктивно отдернулся.
Его изумление, похоже, только позабавило Урсулу.
— Да ладно, не притворяйся, что тебе не хочется.
Не успел он ответить, как она выскочила из дома и села в машину. Он только и мог, что стоять, смотря вслед удаляющимся габаритникам. Когда он потянулся вытереть губы, то испачкал пальцы сливовой помадой. Он потер руки друг о друга, потом вытер их о брюки.
Волна эмоций, которую вызвало в нем воспоминание об этой сцене, озадачила Кормака; он поднялся по лестнице и посмотрел на свою одежду, аккуратно висевшую в гардеробе, на зубную щетку и бритвенные принадлежности на полке над раковиной в смежной ванной комнате. Он сел на краешек кресла напротив кровати, и его охватил неожиданный приступ меланхолии, подобный тому чувству, которое погнало его из собственного дома на квартиру к Норе ровно четырнадцать месяцев назад. Тогда у него появилась возможность кардинально изменить жизнь, отказаться от своего обычного упорядоченного существования, и решение, принятое им тогда, определенно вывело его на новый уровень. Может, он достиг точки, когда снова требовалось принять решение, осознать, что ему было мало тех отношений, которые сложились у него с Норой? Кормак снова вспомнил ее слезы и почувствовал, что очень далек от нее, что внутренние движения ее души, которые он когда-то себе представлял, ему совершенно недоступны. Что заставляло его прорываться сквозь ее защитную стену? И нужна ли ему взаимная откровенность? Хотел ли он в действительности открыть себя Норе, протянуть ей метафорический нож для вскрытия?
Смерть все приводит в движение, особенно когда тело находят там, где ему не место. Через несколько минут на болото в двух полицейских машинах прибыла четверка деловитых молодых офицеров Гарды и взялась за работу. Они отогнали всех от среза и пометили место преступления — если это и вправду могло оказаться местом преступления — знакомой сине-белой лентой. Команду археологов пока отослали в их барак, стоявший на обочине дороги, но, обнаружив, что Нора — врач, полицейские попросили ее остаться и заверить для отчета, что человек в срезе действительно мертв и в медицинской помощи не нуждается. Это была рутинная процедура, однако в этом случае она казалась до невозможности излишней. Команда коронеров прибыла чуть позже; неровная земля не позволила им разбить еще один тент над срезом, но они сделали все, что могли, пристроив несколько пластиковых листов, чтобы скрыть тело от подглядывающих глаз и камер.