Свет на Монегане (Руссо) - страница 11

Естественно, Мартин отказался. На следующей неделе он начинал работу в другой группе, да и вообще слова Аксельрода были скорее символическим признанием его заслуги, чем реальным предложением. «Ты только что спас этот фильм, — сказал он Мартину, выйдя с ним обратно на площадку. — А заодно и меня».

Они обменялись рукопожатием, затем Аксельрод вспомнил.

— Я очень пожалел, когда узнал о Кларе. Наверное, это было ужасно.

— Да уж, — признал Мартин. — Под конец она весила килограммов тридцать пять.

Они помолчали, оглядывая площадку.

— Кино, кино, — сказал Аксельрод, покачивая головой. — Интересно, что бы с нами стало, если бы мы решили жить настоящей жизнью и делать настоящие карьеры.

— Ты же любишь кино, — заметил Мартин.

— Да, — согласился Аксельрод. — Люблю, да простит меня бог.

— Значит, технический, — повторил теперь Роберт Тревор, этот житель другого побережья, с которым он вдруг сказочным образом очутился лицом к лицу. Художник уже выпил половину бутылки, тогда как Мартин, никогда не питавший большой любви к пиву, едва притронулся к своему. — Что ж, я бы на вашем месте не переживал. В конце концов, может быть, все искусство к тому и сводится. Профессиональная техника с маленькой добавкой стиля.

— Я пришел не за тем, чтобы обсуждать искусство, Роберт.

— Ну да, конечно, — согласился художник, снова пробежав пальцами по волосам. — Джойс сообщила мне, что отправила вам ту картину. Если б я знал заранее, попытался бы ее отговорить.

— Почему?

— Потому что Клара бы этого не захотела. Странно, как подумаешь, что они сестры. Джойс только бы мстить. А Клара всегда стремилась прощать.

Он сказал правду. Мартин видел старые фотографии, на которых девочек еще трудно было отличить друг от дружки. Но в Кларе-подростке уже проглядывала та здоровая, полнокровная, цветущая женщина, которой ей предстояло сделаться, в то время как Джойс, бледная и худая, смотрела на мир хмурым обиженным взором. Вчера, когда Мартин снова встретился с Джойс, ему стало ясно, что все ее бесчисленные обиды так и остались неудовлетворенными.

— Итак, Роберт. Как долго вы с моей женой были любовниками?

Художник замешкался, словно прикидывая, как ответить на этот вопрос и стоит ли вообще отвечать.

— Зачем вам это знать, Мартин? Что это для вас изменит?

— Как долго?

После небольшой паузы он сказал:

— Она приезжала ко мне каждое лето — всего, думаю, раз двадцать.

Правильно, подумал Мартин. Значит, самое худшее. Странно, что он не помнил, обманывала ли его Клара когда-нибудь в явной форме или просто позволяла ему обманываться самому. Он не возражал, чтобы она каждое лето навещала сестру. То, что она никогда не приглашала его с собой к этой сестре, которую он терпеть не мог, казалось ему сознательной уступкой, заслуживающей только благодарности.