После того как тело покойного увезли в морг Пироговской больницы, где им должен был заняться незаменимый доктор Градус, Александр Борисович расположился на веранде осиротевшей дачи и занялся опросом соседей. Весть о смерти профессора мгновенно облетела весь поселок, и, несмотря на жару, к месту происшествия тотчас начал подтягиваться любопытствующий народ. В ходе этого опроса выявилась следующая картина. Прежде всего, старика в поселке уважали как ветерана войны, доброго соседа, наконец, просто как хорошего человека. Многие отмечали его дружелюбие, незлобивость, обходительность, постоянную готовность оказать по-соседски первую медицинскую помощь… По словам дачников, жил профессор в полном одиночестве, поскольку никаких родственников не имел, а такие же престарелые друзья и коллеги навещали его крайне редко. Ежедневно потихоньку возился в огороде, любовно ухаживал за садом. Приезжал на дачу в апреле и возвращался в Москву только в октябре. Словом, коротал мирное стариковское житье-бытье и, казалось, был вполне им доволен. И кроме подобных сведений никто из соседей ничего особенного не сообщил.
Последней, с кем беседовал Турецкий, оказалась Антонина Максимовна Буланова, подполковничья вдова и ближайшая соседка покойного.
— Скажите, пожалуйста, Антонина Максимовна, не замечали ли вы в последнее время в поведении Карла Имантовича чего-нибудь не совсем обычного, может быть, странного?
— Как же, замечала, — неожиданно заявила женщина. — То есть не так, чтобы очень странного, но раньше за ним такого не водилось.
— Чего именно?
— Да хотя бы это: полуночником заделался наш Карл Иваныч. Прежде, бывало, в десять вечера у него уже темно. Рано ложился и вставал с петухами. А в последнее время — цельную ночь в окошке свет горит, и тень его по занавескам бродит. То ли не спалось ему, то ли о чем думал…
— И давно это началось?
— Пожалуй, месяц назад, — задумалась дачница. — Да, месяц. Сразу после того, как у него эти ученые из-за границы побывали.
— Какие ученые? — насторожился Турецкий.
— Так приезжала к нему давеча цельная делегация! Солидные такие. Сразу видно — иностранцы. И машина у них такая большая, черная, как смоль, и окна тоже черные. Просидели у него весь вечер, а ночью укатили.
— А почему вы решили, что это были иностранцы? И почему именно ученые?
— Так сам Карл Иваныч мне наутро рассказал.
— Сколько их было?
— Кажется, трое. А может, и четверо. Точно не припомню.
— Как они себя вели? С хозяином не ссорились?
— Боже упаси! Даже из дома не выходили. Должно быть, о чем-то тихонько сидели и балакали. А если вы насчет выпивки, так этого за Карлом Иванычем отродясь не водилось.