Приняв ванну, Рита почувствовала себя значительно лучше. Не спеша позавтракала. Включив музыку, немного прибрала в квартире, где и без того всегда царил идеальный порядок. Затем села перед зеркалом и невольно задумалась.
Никаких планов на предстоящий день у нее по-прежнему не было. Никаких встреч она не планировала. И вообще не ждала от жизни никаких неожиданностей. Конечно, можно было провести этот день с какой-нибудь любимой книгой. Или немного порисовать. Но яркое солнце, льющееся в окно ее скромной однокомнатной квартиры, все сильнее манило Риту на улицу. И в конце концов она решила отправиться в центр и, как обычно, пройтись по магазинам.
Она поступала так всякий раз, когда ей становились одиноко и грустно или просто хотелось немного развеяться. Прогуливаясь по городу, разглядывала бесчисленные витрины. Заглянув наугад в какой-нибудь фирменный салон или бутик, с интересом изучала фасоны выставленных там модных вещей. Что-то примеряла, что-то покупала. С тех пор как у нее завелись деньги, Рита успела приобрести такое множество элегантных вещей, какого ей почти наверняка хватило бы на несколько жизней. Если бы, конечно, она могла, а главное, хотела их прожить…
А когда магазины надоедали, могла часами бесцельно бродить по Москве, по любимым улицам и переулочкам, паркам и историческим местам… Она вообще никогда не ставила перед собой какой-то определенной жизненной цели. Жила, словно посторонняя, отчужденно и созерцательно. И по возможности старалась избегать всего, что могло бы ограничить ее внутреннюю свободу. Поэтому люди в большинстве своем Риту не понимали. А мать, и не только мать, нередко упрекала ее за то, что она вообще живет как во сне.
«Ты с ума сошла! — в сердцах восклицала мать. — Это же просто медленное самоубийство! Подумай, к чему ты придешь со своей философией?! А ведь тебе, между прочим, уже двадцать пять лет!..»
Отчасти мать несомненно была права. Жить так, наверное, было нельзя. Нужно было к чему-то стремиться. Как-то устраиваться в жизни. Но именно этого — заданности, постоянства, несвободы — Рите отчаянно не хотелось. Но главное, чего остальные упорно не желали понимать, заключалось в том, что у Риты были серьезные причины для такой житейской философии. Очень серьезные…
В скромном, но изящном летнем платье и новых босоножках на низких каблучках она уже стояла в прихожей, в последний раз оценивая перед зеркалом свой тонкий макияж, когда в комнате вдруг неожиданно и тревожно зазвонил телефон.
«Меня нет, — твердо сказала себе Рита. — Ни для кого…» И принялась решительно отпирать дверь. Но в последнюю минуту подумала, что это, возможно, звонит из санатория мать, и поневоле вернулась.