— Ты не передумала? — глухо спросил он.
Рита покачала головой.
Турецкий сокрушенно вздохнул.
— Я все сделал… Здесь, — он положил на журнальный столик два конверта, — все необходимое… Прости, но я…
— Не надо! — простонала она и опустила глаза. По щекам ее заструились слезы. — Не говори ничего…
Но еще невыносимее было наступившее молчание. Казалось, между ними вырастает незримая стена, и каждый в душе понимал, что эта стена была непреодолимой.
— И все-таки я не понимаю, — не удержавшись, с волнением начал Турецкий. — Почему?! Что тебя гонит? Неужели всего лишь мертвые тени прошлого? — Он нервно зашагал по комнате из угла в угол. — Ты даже не представляешь, сколько всего мне довелось здесь пережить! Сколько раз я буквально умирал заживо! Но ведь остался. Потому что всегда смотрел в будущее.
— У этой страны нет будущего, — упрямо сказала Рита. — Здесь ничего нельзя изменить. Она безнадежна…
Турецкий пристально взглянул на нее.
— Почему ты так считаешь?
— Это не я, это факты… Я уже говорила тебе, что моя мать работала в КГБ. Так вот, она занималась статистикой. Это была особая информация. Совершенно секретная и очень объективная. И хотя мать всегда считала себя правоверной коммунисткой, она не упускала случая втихомолку позлословить дома о том, что узнавала на работе. Я дышала этим с детства. И рано поняла, что здесь никто и никогда не знает всей правды. Но моя главная беда заключалась не в том, что я узнавала такие факты, о которых другие и не подозревали, а в том, что я умела их анализировать и делать выводы. И все, что произошло с нами и происходит вокруг, только подтверждает их.
— Ты еще слишком молода, чтобы судить обо всем, что здесь происходит.
— Разве опыт исчисляется возрастом?
— Нельзя видеть только плохое и сознательно не замечать хорошего. А оно есть. И его много. Гораздо больше, чем грязи и мерзости.
— Я не виновата в том, что на мою долю досталась одна грязь… Я устала от этого. Не могу и не хочу так больше жить…
Не зная, что ответить, Турецкий безнадежно развел руками.
— Я понимаю, любить Россию трудно. Для этого необходимо ежедневно приносить себя в жертву. А такое не каждому по силам. Но иначе нельзя. Иначе остается только ненавидеть…
— А я и ненавижу! — неожиданно взорвалась Рита. — Ненавижу эту бездарную и юродивую страну с ее нелепой манией величия от вечного комплекса неполноценности! С ее хамством, невежеством, бесправием, презрением к человеку! Ты прав — я ненавижу ее!
Девушка в отчаянии закрыла лицо руками.
Турецкий растерянно подошел к окну и долго стоял, глядя невидящими глазами на безликую кладбищенскую панораму унылых многоэтажек. Один из знакомых до боли «пейзажей» его горемычной родины. Затем вздохнул и, взглянув на часы, глухо произнес: