Когда она обернулась к тому, кто был причиной этих слез, глаза у нее все еще оставались красными, на щеках розовели пятна, но Люси уже успела расчесать волосы, и они обрамляли лицо мягкими шелковистыми волнами, а глаза казались полными до краев голубыми озерами. После пролитых слез они ярко блестели и отливали синевой.
Пол сделал к ней шаг, но Люси сразу отступила к окну. Его появление повергло ее в крайний испуг.
— Что вы здесь делаете?! Да если графиня узнает…
— Графиня знает, — ласково успокоил ее Пол.
Люси прислонилась к выцветшим шторам — дальше отступать было некуда.
— Ничего не понимаю! Почему она разрешила вам подняться ко мне?
— Люси, я сказал ей, что люблю вас! Он раскрыл объятия. — Люблю больше всего на свете! Я извинился перед ней за то, что произошло в коттедже, а теперь прошу прощения у вас! — Он судорожно глотнул воздух. К изумлению Люси, его красивые губы дрогнули. — Люси, бабушка простила меня! А вы? Вы сможете меня простить?
Люси порывисто поднесла руки к горлу. Казалось, она не решается поверить, что он говорит правду. В ее ярко-голубых глазах светилось недоумение.
— Вы никогда еще не говорили, что любите меня, — медленно произнесла она и потянулась к старомодному комоду, чтобы опереться на него. — Сегодня вы много чего мне наговорили, но о том, что любите меня, не упомянули ни разу. Вы даже не поинтересовались, люблю ли я вас. Впрочем, это вам, наверно, все равно.
У Пола опустился угол рта.
— Люси, вы же не только очаровательное дитя, вы — женщина! Я не верю, что вам так важны и нужны были слова! Слова могут подождать, я всегда так думал. Но если слова значат для вас так много, значит, я допустил ужасную ошибку. Еще в наше первое свидание в Кенсингтон-Гарденс я хотел сказать вам, что вы — самое прелестное создание, какое я знал до сих пор. Но я боялся, что вы мне не поверите… боялся, что говорить вам это слишком рано. Я подумал, что вы вообразите, будто я преподношу такие комплименты всем интересным женщинам, и справедливо решите, что вам не следует больше встречаться со мной. И еще я подумал, что вы так молоды и мои слова вас напугают.
— Чего бы я стала пугаться, если ваше признание соответствовало истине?
— Конечно, это была истинная правда! Но мне пришлось бы сказать, что я рассчитываю в один прекрасный день назвать вас моею. Вот что могло вас спугнуть.
Люси отвела глаза от его ищущего взгляда и еще ближе придвинулась к окну.
— Ну а сегодня? Сегодня вы не боялись меня напугать? Когда сначала обозвали меня искательницей приключений, а потом набросились так, как, наверное, у вас в Серонии набрасывались на горничных, когда ваша бабушка еще была принцессой!