Она тянула и тянула до тех пор, пока у нее не исчезли малейшие сомнения.
Зазвонил телефон. Сняла трубку, это был мужчина... Натан? Нет, Ханс-Петер. Натана больше нет, тело его разбито в лохмотья бурными порогами на другом краю земного шара, это было давно и уже забыто.
Она тихо положила трубку.
* * *
Она точно знала, что ей делать. Она даже не обдумывала это заранее, все пришло само, ею словно руководил какой-то голос: принеси матерчатую сумку с эмблемой магазина «Консум». Теперь шарф. Не глядя в мертвое лицо, она размотала шарф, освобождая горло Берит, издавшее противное шипение. Потом привязала шарф к ручке сумки, длинный конец обмотала вокруг талии Берит.
Птица кружила над ней, отправляйся спать, велела Жюстина, а то еще в темноте себе что-нибудь повредишь. Но птица не послушалась, опустилась ей на плечо и сидела там, пока Жюстина волокла тело по лестнице.
Только когда она почти добралась до двери в подвал, птица взвилась и улетела наверх.
– Я скоро приду! – прокричала Жюстина. – Ты ведь знаешь, что я приду и угощу тебя вкусненьким, сырое яйцо дам, как ты любишь, может, там даже эмбрион будет. Иногда попадаются.
* * *
Она оставила Берит в прихожей. Вспомнила, что в подвале есть камни. Принес когда-то отец, купил их у кого-то из работников, который собирался помочь ему построить во дворе жаровню для барбекю. А все Флора ворчала, Жюстина вдруг услышала ее скрипучий голос, никогда ничего своими руками не сделаешь, каменюки так до моей смерти и будут во дворе лежать, вид портить, Свен, я не хочу, чтобы они тут валялись.
И однажды отец, разозлившись, отволок все камни, до последнего, в подвал. На это у него ушло десять минут, а потом прыгнул в лодку и отплыл.
Жюстина притащила два камня. Положила их в пакет из «Консума», но, когда попыталась сдвинуть Берит с места, оказалось, что слишком тяжело.
– Вот дерьмо!
Дышала Жюстина тяжело, однако паники не чувствовала.
Она вытащила камни из сумки. С трудом натянула на Берит куртку и безобразную кепку в коричневую клетку. Чуть не забыла вязаные перчатки, лежавшие на полке для шляп в прихожей. Попыталась натянуть их Берит на руки, однако с резким всхлипом оставила это занятие и запихала перчатки в карманы куртки убитой.
Затем оделась сама, вышла, подтащила к крыльцу финские сани.
Теперь осталось самое трудное – усадить безжизненное тело. Боль в ноге не позволяла о себе забыть, хотя и чувствовалась будто со стороны. Когда Жюстина наступала на поврежденную ногу, та отзывалась ноющим покалыванием, но то была сдержанная, отдаленная боль. С ней она разберется после.