Георг направился проселочной дорогой, которая проходила над домиком Флинты. Но продвигался он вперед медленно, потому что всякий раз, едва завидев кого-нибудь, бежал в лес, чтобы спрятаться. Он напоминал сейчас хищного, живущего ночной жизнью зверя, который боится света и людей. И чем ближе Георг подходил к замку, тем меньше в нем оставалось веселой решимости и отваги. Что скажет граф? А вдруг он разозлится и вышвырнет его из замка или, чего доброго, пошлет за ленсманом. И когда наконец показался замок, силы оставили Георга, он бросился в кусты и долго лежал на спине, не в силах шевельнуться.
Потом снова поднялся, но ноги не слушались его, и он добрел лишь до ближайшего поросшего лесом мыска.
Сквозь листву просматривался замок. Ох, по этой длинной прямой аллее, по этому морю песка, освещенному солнцем, ему придется пройти в своей дырявой, грязной одежде… Придется войти и в вестибюль, заговорить со слугой, который поднимет его на смех…
Повернувшись, Георг изо всех сил помчался к домику Флинты. Но вот он резко затормозил, повернулся на каблуках и, словно в полусне, зашагал большими шагами прямо к замку. Ноги у него горели, потому что башмаки Фабиана были тесны, но все же он прошел изрядный путь по аллее. Но когда на площадке, посыпанной песком, показались люди, он остановился.
«Подожду, пока стемнеет», — решил Георг и стянул башмаки.
Он ловил комаров, рвал недозрелые ягоды брусники, наблюдал за крошечной муравьиной тропкой, протянувшейся между травинками, и размышлял о своей жизни. У его ног, высокий и прямой, цвел коровяк. «Этого цветка в моем гербарии нет», — неожиданно подумал он, и холодок пробежал у него по спине. До гербария ли ему после всего того, что с ним приключилось? Конец теперь отличным отметкам и премиям, и всему упорядоченному и домашнему. Теперь он далеко от дома, странствует по белу свету и видит разные полевые цветы, которые цветут и умирают. Когда наступали сумерки, вокруг становилось так одиноко и странно. Казалось, будто сердце его всего-навсего маленький боязливый зверек и что ничего общего с высокими темными деревьями и бездонным печальным небом у него нет. Но тут Георг вспомнил Альфреда и Вильхельмину. «Им еще хуже, чем мне, — подумал он, — им куда хуже, чем мне…»
Наконец настал вечер, и Георг, точно нищий, прокрался к замку; две злобных гончих ворча следовали за ним по пятам. Он низко поклонился слуге, любезничавшему на кухонном крыльце со служанкой.
— Нельзя ли мне поговорить с графом?
— Еще чего! Не до тебя графу. Он только сегодня вернулся домой, был в отъезде. А сейчас у него гости, собрались охотиться на уток…