— Никакой порчи, — Ирина плюнула, — я не наводила.
— А… что с ней… Тогда?
Ирина бросила ему серую картонную упаковку — невнятный рисунок, крупные иероглифы.
— Что это? — пробормотал Митя.
— Китайское средство для похудения. Очень действенное. С тучей побочных эффектов. Не сертифицированное.
— Она…
— Ты говорил ей, что она растолстела? И не годится в модели? Ты отказывался ее снимать, пока не похудеет, а?
Митя отвел глаза.
— Острое отравление, — сказала Ирина.
Митя съежился:
— Она первая… меня предала. Змея!
— А что ты ей сказал, ты помнишь? Как ты показывал ей эти фото, как сравнивал, как зубоскалил?
— Это все было не так…
— А как? Ты, художник, рассказывал Юле, что у нее грудь дряблая и попа толстая, а Лизу приводил, как образец? Лизу, которая на десять лет моложе?!
— Это творчество, — пробормотал Митя. — Это… искусство.
— Искусство…
Ирина вытащила из сумки и положила перед ним фотографию в пластиковом файле:
— Твой друг, который тебя ненавидит. Твоя бывшая женщина — змея, как ты правильно понимаешь. Девочка, которая тебя любила, но которой ты не нужен. Вот твоя жизнь.
— Отдай мне мой галстук, — тоскливо попросил Митя. — Зачем ты вообще пришла? Зачем разбила окно?
Ирина оглянулась на демона. Тот стоял, скрестив руки, величественный и монументальный. Кивнул, будто благословляя.
— Я ведьма, — сказала Ирина. — Я приказываю тебе встать и жить.
Она подошла к столу и выложила из кошелька деньги:
— Вот все, что ты мне заплатил. Чужого не надо — порчи не было.
Митя смотрел на нее сверху вниз глазами, полными слез.
Она ушла. Потом вернулась.
— Да ладно, я сама такая, — сказала с неожиданной теплотой. — Я… такая же, как ты. Поэтому иди… и больше не греши.
* * *
— Мама, извини, я поздно, то есть рано… Я ногу подвернула. Это Артур.
— Э-э-э…
— Я пойду…
— Нет, может, хоть чая?
Пять утра.
Рассвет.
* * *
Возвращая Мите неправедные деньги, Ирина выпотрошила бумажник и теперь ругала себя на чем свет стоит. Жест был красивый, но денег сделалось жалко уже через три минуты, особенно когда выяснилось, что не хватает даже на «шахид-такси».
Она вышла из подъезда и остановилась посреди зеленого старого двора. В полумраке пели птицы. Светало.
Соседи, проснувшиеся было при звуке бьющегося стекла, попрятались обратно. Только в доме напротив боязливо маячил наблюдатель — старушка. Не желая привлекать ничьего внимания, Ирина быстро зашагала, куда глаза глядят — к автобусной остановке.
С каждой секундой становилось светлее.
Она остановилась, вздрагивая от утреннего холода, под желтой доской с расписанием автобуса. Первый на линии, если верить расписанию, должен был появиться здесь в шесть тридцать.