Роман еще сильнее сжал руку, когда Черити повернулась, чтобы уйти.
—Что ты чувствуешь?
Черити не смогла бы солгать, даже если бы захотела. Лживость была отвратительна ей. Когда дело касалось чувств, у нее не было ни желания, ни возможности подавлять их.
—Я влюбилась в тебя.
Его пальцы ослабли. Очень медленно, очень осторожно, будто отступал от какого-то опасного зверя, Роман отпустил ее.
Черити видела потрясение на его лице. И это было понятно. А еще она видела подозрительность. И это было болезненно. Черити бросила на него серьезный последний взгляд и, собираясь уходить, сказала:
—Очевидно, нам обоим нужно привыкнуть к этому.
Черити врет. Роман вновь и вновь повторял это, меряя шагами свою комнату. Если не ему, тогда уж точно себе. Люди всегда легко врут о любви.
Он остановился возле окна и посмотрел во тьму, Дождь прекратился, и временами сквозь облака пробивалась луна. Он рывком открыл раму и вдохнул холодный, влажный воздух. Ему необходимо прояснить голову.
Черити оказывала на него воздействие. В раздражении Роман отвернулся от вида деревьев и цветов за окном и вновь начал беспокойно ходить. Легкие улыбки, великодушное гостеприимство, естественное дружелюбие… затем страсть, раскованный отклик тела, соблазнение. Он хотел убедить себя, что это ловушка, хотя его прекрасно подготовленный разум считал эту идею абсурдной.
У Черити не была причин подозревать его. Она считала его бродягой, который путешествует, осматривает достопримечательности и не отказывается от подвернувшейся работы. А ловушку устанавливал именно он.
Роман опустился на кровать и зажег сигарету скорее по привычке, нежели из-за желания закурить. Ложь была частью его работы, частью того, в чем он преуспел. Черити не лгала ему, подумал Роман, втягивая воздух. Но Черити ошибалась. Он пробудил в ней желание, и она просто пыталась найти оправдание своей тяге к незнакомцу, говоря себе, что влюбилась в него.
А если это правда?..
Он не мог позволить мыслям двигаться в этом направлении. Облокотившись на спинку кровати, Роман уставился в пустую стену. Он не мог позволить себе такую роскошь — задумываться, как это, когда тебя любит женщина, для которой любовь и есть целая жизнь. Он не мог позволить себе «сновидения наяву» о том, как женщина будет принадлежать ему. Даже если Черити Форд не была бы частью его задания, он все равно вынужден был обойти ее стороной.
Она стала бы думать о любви, затем о белом заборе вокруг дома, о воскресных обедах и вечерах у камина. Роман недостаточно хорош для нее. И никогда не будет хорош. Роман Девинтер, думал он с невеселой улыбкой, всегда на неправильной стороне дороги. Сомнительное прошлое, неопределенное будущее. Он ничего не мог предложить такой женщине, как Черити.