Их было двое: Соумс и неуловимый Томас Уайтхаус, которого в данный момент Амброс искал в Тринидаде.
Однако где же все-таки неопровержимые улики, свидетели, доказательства подкупа? Не полагает ли Амброс, что ей следует постараться во что бы то ни стало завести дружбу с Соумсом? Добиться его расположения и доверия? Здесь могла бы помочь свойственная леди Мальвине грубоватая прямолинейность. Ну что же, вздохнула Сара, если потребуется, она не только проявит необходимое качество, но и станет обхаживать противного Соумса. Ради усадьбы Маллоу и ради Амброса.
Но в церкви Сара вновь почувствовала, как исчезает однозначность уже сложившихся представлений и утрачивает ясность, казалось бы, совершенно четко обозначенная цель. Ее заворожил голос Блейна, когда он стоял — высокий и уверенный в себе — на кафедре и читал из Священного писания. Судя по манере, можно было предположить, что он делал это каждое воскресенье на протяжении всей своей взрослой жизни. Тон голоса был в меру торжественным и проникновенным. Он не торопился, не спотыкался на словах и, очевидно, загипнотизировал всех присутствующих, потому что в церкви, кроме степенного красивого голоса, не было слышно ни звука.
«Этот человек — превосходный актер, — подумала Сара сердито. — Как может он так прекрасно читать Библию, будучи насквозь фальшивым?»
Амалия, как заметила Сара, слушала мужа, слегка приоткрыв губы, с выражением какого-то страстного желания и странной мольбы. И хотя она часто пребывала в дурном настроении, выставляла непомерные требования и держала себя подчеркнуто высокомерно, она, несомненно, боготворила своего мужа. Как и все молящиеся, она попала под влияние его чар.
Ему нравилось манипулировать людьми, испытывать над ними свою власть. Он знал, что ему ничего не стоит заставить большинство из них плясать под его дудку. Даже у его проницательной и такой земной матери на лице застыло какое-то глуповато-внимательное выражение.
Произнося заключительные слова, Блейн меженным движением закрыл Библию и обвел собравшихся пытливым задумчивым взглядом, в котором едва угадывалась некая ирония — почти грустная ирония, — словно он чувствовал, что зашел слишком далеко. Но зато какая это была блистательная победа. Когда служба кончилась, Блейна тесно обступили люди, уверявшие, что сразу признали его и всегда питали к нему самые дружеские чувства. Амалия просто сияла от удовольствия. Несмотря на утомление после слишком затянувшейся проповеди, леди Мальвина неизменно оказывалась под рукой, чтобы отчетливо произнести имена знакомых и таким образом освежить возможные провалы в памяти Блейна.