— Нет, Моуз. После аварии не было. Но у меня была к ней эмоциональная привязанность. У тебя же не было такого чувства к роботам, которых ты убивал.
— Не знаю.
— Чего ты не знаешь?! — вспылил я. Вдруг ужасно захотелось выпить, только чтобы выбросить из головы все болезненные воспоминания о Кэти, которые возникли в моем воображении.
— Я не знаю, что такое эмоции и чувства, Гэри, — бесстрастно пояснил Моуз.
— Не представляешь, какой ты везучий сукин сын — горько произнес я.
— Представляю, — сказал он, снова удивив меня и почти вытащив из мрачных дум.
— Ты неиссякаемый источник моего любопытства, Моуз. Может, ты объяснишь свое представление? — заинтересовался я.
— Ты мой друг. Никакой другой робот не имеет друга. Следовательно, я должен быть везучим сукинсыном.
Я рассмеялся, по-товарищески обхватил рукой твердое металлическое тело и звучно похлопал его по плечу.
— За последние шесть месяцев ты единственный умудрился меня рассмешить, — сказал я. — Никогда не меняйся.
Если бы робот мог заметно напрячься или выказать замешательство, то он бы так и отреагировал.
— У друзей имеется обычай ударять друг друга, Гэри?
— Добрых пять минут я толковал свои действия Моузу. И в первую очередь, сам удивился, что вообще взялся что-то ему объяснять. Черт побери, из-за горечи утраты моей Кэти и из-за беспробудного пьянства я отдалился от своей семьи и заставил всех родичей от меня отвернуться, но, сказать по правде, мне было плевать, что любой из них думает обо мне. Однако этот проклятый механизм знал, как заставить меня честно и твердо взглянуть на самого себя всякий раз, когда задавал один из своих обезоруживающих вопросов, — и я вдруг осознал, что не хочу разочаровать его своими ответами. Еще больше я устал разочаровывать самого себя. Если я в глазах робота представитель человечества, то обязан воплощать его как можно лучше.
После ночной смены я вернулся домой смертельно усталым, но не мог уснуть из-за страшной головной боли. К тому же я был невероятно голоден, а подобное состояние было необычным для того времени дня. Пытаясь нашарить в пыльной аптечке болеутоляющее, я понял причину: прошло уже почти двое суток со дня последней попойки. Неудивительно, что я был голоден — я отказался от алкогольного дурмана, и мой организм потребовал насыщения хоть какой-нибудь пищей.
Я прошел на кухню за водой, чтобы запить таблетки, но в холодильнике обнаружилось только несколько банок пива, в столе стояли запыленные бутылки с остатками спиртного, а в раковине громоздилась пустая тара. Во всей квартире не было ни одного безалкогольного напитка.