Большинство постояльцев, хотя и не без некоторого беспомощного скепсиса, согласились на теорию заболевания мозга, другие испытали видимое облегчение, оттого что им предложили хоть какое-то объяснение. Одна женщина произнесла задумчиво:
— Может, это начало Альцгеймера?
Мужчина рядом с ней пожал плечами и ответил:
— Все в Божьей воле.
Другой только покачал головой и закатил глаза.
Джина Мартинелли возвестила:
— Это и есть Божья воля! Грядет Конец Времен, и нам даны будут Знаки, если только мы станем слушать! «…И будете иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни»[19]. Так что…
— Конечно, Джина, это может быть волей Божьей, — перебила ее Эвелин, у которой уже сил не было сдерживаться, — но она уж очень странная! Ведь я же мысленно видела это ожерелье так же ясно, как видела бы реальное при свете дня, и это как раз в тот момент, когда его выкрали из сейфа! По-моему, Бог здесь ни при чем. И дьявол тоже, иначе кража удалась бы, понимаешь, о чем я? Дьявол-то знает, что он делает. Нет, это было послание от тех, кто ушел раньше нас. Мой дядя Нед мог видеть духов и все время их видел, они ему верили, я помню, как-то мы спустились к завтраку, а чашки все были перевернуты вверх дном, в комнате никого не было, и дядя Нед так сказал…
Генри перестал вслушиваться. Духи. Бог. Восточный мистицизм. Вирусы. Альцгеймер. Ничего, что объясняло факты, что хотя бы приблизительно соответствовало законам природы. У этих людей способность к умозаключениям не выше, чем у термитов.
Эвелин еще продолжала какое-то время в том же духе, но наконец даже до нее дошло, что никто не слушает. Аудитория была деморализована, а некоторые и вовсе спали. Айрин Бромли мирно сопела в кожаном кресле Генри. Эрин Басс позвала:
— Генри?
Он беспомощно оглядел собравшихся. Генри хотел описать эксперимент с интерференцией электронов при прохождении через две щели, разъяснить им, что если добавить еще один детектор, чтобы проследить путь, которым устремляется пучок электронов, то этот путь становится предопределенным, даже если включить детектор после момента испускания частиц. Он планировал подробно рассказать, как серия этих поразительных экспериментов навеки изменила всю физику, заставив ученых включить наблюдателя в фундаментальную процедуру измерения реальности. Сознание оказалось вплетенным в саму ткань Вселенной, и сознание представлялось Генри единственным связующим звеном, способным соединить всех этих невероятно разных людей и невероятные события, произошедшие с ними.
Даже для него самого эти «объяснения» выглядели неубедительными. Теллер или Фейнман просто фыркнули бы, такое услышав! И хотя это было уже гораздо лучше, чем все сказанное утром, Генри очень не хотелось выкладывать свои соображения сидящим перед ним иррационально мыслящим людям, половину из которых составляли просто-напросто невежды, а вторую половину — откровенно чокнутые. Они просто все отвергнут, и чего он добьется?