Каждый раз, глядя на мое новое приспособление, я вспоминал своего по большей части титанового друга и всё, что он для меня сделал. И этой же рукой, почти такой же, как у него, я выливал содержимое бутылки в раковину.
Две недели я привыкал к новому себе — не к человеку с комплектом конечностей-протезов, но к человеку непьющему. И вот как-то раз я собрался в магазин, открыл дверь и обнаружил стоящего на пороге Моуза.
— И сколько ты здесь уже стоишь? — удивленно спросил я.
— Два часа, тринадцать минут и…
— Черт побери, почему ты не постучал?
— Это такой обычай? — спросил он, и до меня дошло, что это была самая первая неавтоматическая дверь в его жизни.
— Проходи, — сказал я и проводил его в гостиную. — Спасибо, что спас меня. Вход в сектор Н явно противоречил твоим инструкциям.
Он задрал голову вверх и слегка набок:
— Ты бы ослушался приказа, если бы знал, что родственная душа может быть спасена?
«Да».
— У тебя глаз подтекает, Гэри, — заметил Моуз.
— Не обращай внимания, — ответил я. — Зачем ты здесь? Это же не компания послала тебя поздравить меня с выпиской из больницы?
— Нет, Гэри. Я нарушил основной стандартный запрет покидать территорию завода.
— Как? — поразился я.
— В результате полученных повреждений, отразившихся на моей руке, — он поднял разбитую и помятую уродливую конечность, чтобы я посмотрел, — я больше не могу выполнять тонкие ремонтные работы. Потребная деталь сочтена слишком дорогой, и меня перевели из отдела устранения неполадок в цех базовой сборки, где задания слишком просты и монотонны. Скоро меня перепрограммируют. — Он помолчал. — Я продолжал работать, но сегодня главный компьютер утвердил официальное окончание твоей трудовой деятельности. Я решил, что мне необходимо выяснить, не является ли окончание трудовой деятельности результатом смерти. После перепрограммирования в моей базе данных не сохранится информация о тебе или об этой аварии, и я почувствовал необходимость выяснить, действительно ли я спас своего друга, перед тем как это станет не моей заботой.
Я долго молча глядел на него. Этот, на первый взгляд, бездушный механизм дважды преодолевал свое программирование ради меня. Я чуть не бросился на его металлическую шею с крепкими и неуклюжими объятиями.
— Если ты не вернешься, Моуз, они не смогут тебя перепрограммировать, — наконец произнес я. — Просто подожди здесь минутку.
Я прошагал в спальню и побросал какую-то одежку в рюкзак, задержавшись, только чтобы поглубже припрятать в сумку фотографию Кэти. Затем вернулся в гостиную.
— Моуз, — сказал я. — Как тебе идейка посмотреть все те места, о которых мы с тобой месяцами лишь разговаривали?