В Москве Ольге стало немного лучше. Пересев в другой поезд, она отправилась в Петербург, где театры давали представления и во время Великого поста. Играя на сцене, Ольга стала терять вес и пыталась подкрепить себя большими дозами хинина. Кто-то из актрис предложил стимулирующие средства. Ее замучила головная боль: пришлось принимать болеутоляющее и заматывать голову полотенцем. Но к 9-му марта она пришла в себя и уже лакомилась куропаткой. Антон немного успокоился, хотя и был сердит на Ольгу — та не сообщила своего петербургского адреса.
В Ялте, когда они были вместе, Антон получил телеграмму: Горький, едва выйдя из тюрьмы, был избран членом Академии, во главе которой стоял двоюродный брат Николая II. Необходимое большинство голосов — девять белых шаров при трех черных — писатель набрал в последнем туре. Для Горького это был приятный сюрприз. Однако царь и правительство аннулировали результаты выборов. Либерал Короленко немедленно заявил о выходе из Академии и настаивал на том, чтобы за ним последовал Чехов. Антон колебался. Будучи на стороне либералов, он, как и Толстой, избегал политических жестов[545]. Дни, проведенные с женой, спровоцировали у Антона затяжные приступы кашля, но оставили приятные воспоминания. В день отъезда Ольги появились четыре «антоновки» — Варвара Харкеевич, ее сестра Манефа, Софи Бонье и жена доктора Средина, Софья. Антон писал Ольге: «И у всех одинаковая улыбочка: не хотели беспокоить! Точно все пять дней мы с тобой сидели нагишом и занимались только любовью».
Весь март в Петербурге Ольга играла почти каждый день. «Новое время» осыпало ее похвалами, но рецензии писал шурин Михаил Чехов, и это ее смущало. А «Петербургская газета» пьесу Немировича-Данченко не пощадила, назвав ее «усилиями, потраченными впустую, мертвечиной». Автор искал у Ольги моральной поддержки, хотя она сама нуждалась в утешении. Приходил Суворин, вводил в соблазн, предлагая 1000 рублей в месяц за участие в его труппе. Были и другие, совсем нежеланные встречи. Вслед за режиссером Саниным-Шенбергом, покинувшим МХТ и теперь работавшим в Александринке, в Петербург приехала Лика Мизинова. Они были в помолвке, и это почему-то огорчало Ольгу. Антон ее успокаивал: «Зачем такое кислое, хмурое письмо? <…> Лику я давно знаю, она, как бы ни было, хорошая девушка, умная и порядочная. Ей с Саниным будет нехорошо, она не полюбит его, а главное — будет не ладить с сестрой и, вероятно, через год уже будет иметь широкого младенца, а через полтора года начнет изменять своему супругу».