— А я шел мимо, дай, думаю, загляну, — говорил он, осторожно положив винтовку на пол перед собой. — Кто тут, думаю, стреляет? А это, оказывается, вы.
— Ты, мистер, говоришь по-нашему, а делаешь по-своему, — проскрипел старческий голос.
Это был скрюченный дед с пышной седой бородой и блестящей шишковатой лысиной. Он опирался на приклад дробовика, уперев его стволами в пол.
— Откуда по-нашему знаешь, мистер?
— Какой я мистер? — обиженно спросил Гончар, встав, наконец, во весь рост. — Русский я, русский.
— И много вас таких, русских, по нашим огородам ползают? Ишь, чисто кроты.
Чье-то хихиканье было оборвано звонкой затрещиной.
— И не так поползешь, если жить охота, — примирительно улыбнулся Степан.
— Кому жить охота, сюда не ходят. Нас тут все знают, а кто не знает, пеняй на себя. — Старик помолчал, разглядывая Степана с ног до головы, а потом заговорил торжественно и медленно, словно зачитывал приговор: — Вот что, мистер. Отдышись, отряхнись, да ступай к своим соколикам, что за рощей попрятались. Так им и скажи, что забрались они на чужую землю. Закон знаешь? Вот то-то. Мы по вашим огородам не ползаем, и вы от нас подале держитесь. Ступай. Филаретушка, проводи гостя.
Пока старик вещал, Гончар успел разглядеть остальных. Здесь собралось шесть или семь женщин, молоденьких и не очень, и трое мужчин, не считая деда-патриарха. Мужики все, как на подбор, были матерые, лет сорока и старше, длиннобородые и стриженые «под горшок». Три богатыря. Таких Гончар раньше видел только на иллюстрациях к сказкам. Наверно, они смотрелись бы очень естественно в кольчугах и латах, со щитами, копьями и булавами, да и меч-кладенец так и просился в эти огромные обветренные лапы, в которых «спрингфилд» казался мелкашкой.
— Пойдем, что ли, — пробасил один из богатырей. — Да не балуй.
Игривое настроение Степана улетучилось, и у него пропало желание говорить на языке народных преданий.
— Короче, — сказал он. — Я-то русский. Но те соколики, что отсиживаются в роще — это кавалерия Соединенных Штатов. Их пятеро, и сюда идет еще целый полк таких соколиков. Они собираются брать деревню штурмом. Потому что думают, будто вы прячете индейцев, которые украли белую девушку. Вся округа на ушах стоит из-за этой истории, а вы тут по армии стрелять вздумали. Армия таких шуток не понимает. Я-то уйду. Вижу, что здесь никаких индейцев нет и не было. И девушки этой тоже нет. А раз ее нет, то и мне тут делать нечего. Бывайте здоровы.
— И тебе не кашлять, — кивнул патриарх. — Армии своей передай, что нет такого закона, чужую землю топтать. Закон, он и есть закон, хоть для армии, хоть для кого. Не верят, пусть пришлют, кто грамоте обучен, я ему дам бумагу почитать.