В коридоре слышались удаляющиеся шаги.
— А, что? — сонно спросила Берта.
— Ты ничего не слышала?
— Нет. Спи, мой сладкий.
Так что это было? Он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Кто-то спускался по лестнице. И вот этот звук раздался снова. Гитара. Кто-то нес гитару и настраивал ее на ходу.
Снизу послышались голоса и смех.
— А вот и Томми!
— Тише вы, черти! Будете шуметь, разгоню всех к чертовой матери.
— Не заводись, Мушкет. Томми, давай ту, про машиниста!
— Нет, пусть споет «Дикую Розу»!
Степан вышел на лестницу и остановился, скрываясь за портьерами. Внизу несколько мужчин и женщин собрались вокруг дивана, на котором важно восседали его недавние попутчики — налетчик Мушкет и рядовой Хопкинс. Впрочем, никто бы не узнал вчерашнего дезертира в этом щеголе с гитарой. Синий пиджак с золотыми пуговицами, алая жилетка, белые брюки — и где только они раздобыли свои наряды? «Парни не теряли время даром», — подумал Гончар.
Налетчик, в полосатом костюме и белых штиблетах, поднял над головой руку с длинной сигарой:
— Леди и джентльмены, попрошу всех заткнуться. Что-то я не заметил, чтобы на входе продавались билеты на концерт. Поэтому Томми будет петь то, что сам захочет. А он хочет спеть «Одинокий Дом». Верно, братишка?
— Верно, братишка, — словно эхо отозвался Томми, устраивая гитару на колене.
Его пальцы пробежались по струнам, и первый гулкий аккорд наполнил тишину ночи.
— «Ухожу я, мама, забудь обо мне…» — неожиданно низким голосом пропел Томми.
Гончар застыл, вцепившись в перила лестницы. Он вспомнил, как покидал Эшфорд. Тогда у него за спиной звучала эта песня. С тех пор, кажется, миновали годы. А ведь это было всего лишь прошлым летом.
Он вернулся в номер, но оставил дверь приоткрытой, и до глубокой ночи слушал негромкую гитару и хрипловатый басок. К утру гости разошлись по номерам, и Томми прошел по коридору. Он был не один — Гончар услышал шуршание платья и сдавленный женский смех.
«Вот так соседи, — подумал Степан. — Кажется, Мушкет нашел в Ледвилле надежных парней, на которых так рассчитывал. А я вот пока никого не нашел. Ни Майвиса, ни Милли. Я ничего не нашел, только потерял время».
— Джек ждет тебя внизу, — сказала Берта. — Говорит, если ты можешь ходить, то спустись. А если не можешь, то черт с тобой.
— Он так и сказал? Довольно странно слышать это от священника.
— Вот такой он священник. А что? Мы его любим как раз за это. За то, что он такой же, как мы. Так ты идешь?
— Да, конечно, только умоюсь. А ты?
— Я еще поваляюсь. Не могу вставать в такую рань.