Наутро он впервые попросил чего-нибудь поесть. Джефф вложил ему в рот кусок черствой кукурузной лепешки и предупредил, что ее нельзя жевать, а надо рассасывать. На обед Степану дали уже два таких куска, а вечером напоили горячим супом.
Майвис куда-то пропал, и за Гончаром продолжали ухаживать его приемные сыновья. В нужное время они на циновке оттаскивали его к отхожему месту. Там он уже самостоятельно справлял нужду, попутно выкуривая самокрутку. Каждое утро мальчишки устраивали ему водные процедуры. Для этого Степан цеплялся за ствол березы и подтягивался. Ноги оставались вялыми и гнулись, поэтому Гончару приходилось просто висеть на березе, как на канате, обвив ее. А Пол и Джефф обливали его водой. Они приносили ее из ключа, который бил между валунов в соседней роще. Вода, наверно, была ледяная, но Степан этого не замечал.
Иногда ему казалось, что так было всегда. Непослушное тело, звенящая голова, тошнота и жажда — он привык к этому. Прошлое казалось даже не сном, потому что наши сны — все-таки часть нашей жизни. Нет, оно представлялось обрывками старых фильмов. Кто-то другой, очень похожий на Степана, скакал на коне, стрелял, дрался, переплывал бурную реку и карабкался по отвесным скалам. Кто-то другой сидел за рулем машины и любовался огнями ночной набережной, или потягивал виски в салоне «Боинга», поглядывая на снежные холмы облаков за иллюминатором….
Все это было не с ним, потому что он всю жизнь пролежал под одеялом в темном и душном типи шамана, где с жердей свисали связки сухих кореньев и пучки травы. Ничего другого в его жизни не было. И не будет.
Степан не верил, что ему поможет магия. Может быть, шаман и хороший лекарь. Но поврежденный позвоночник не вылечишь травками да примочками из лягушачьей икры.
Оставалось надеяться на то, что все уладится как-нибудь само собой. В конце концов, даже такая жизнь не была лишена маленьких радостей. Впервые за многие годы ему было некуда спешить. Не о чем заботиться, нечего бояться. Он сам себе напоминал домашний цветок в горшке — его поливают, вытирают с него пыль, иногда выносят на солнышко. Ему нравилось ощущать свое родство с березой, на чей ствол он опирался, потягивая самокрутку. И муравьи, деловито снующие вверх и вниз по белому стволу, успевали проложить свою невидимую тропинку по его плечам, груди и ногам, и никуда с нее не сворачивали. «Так и помрешь когда-нибудь, — думал Степан, — а муравьи еще будут бегать по тебе от колена до плеча. А что? Отличная смерть. Гораздо лучше заснуть под березой, чем подыхать на заплеванном полу в салуне».