Фарков улыбнулся и прохрипел:
— А вон там, — он кивнул в угол, — рваный ящик валяется.
— Где? — Ганча не понял иронии и опять закричал. — Формляй бумажка! Разобразие!
Слово «разобразие» он любил, повторял к месту и не к месту.
— Дулбун[8] ты, Ганча. Смотри, докомандуешься, самого куда надо оформят.
Но Ганча слов Мирона уже не слышал, так как в домик, опираясь на посох, вползла мать, старая Буркаик. Эта властная, костлявая старуха держала в повиновении всю родню. Был у неё порок — пугалась неожиданного крика, но, придя в себя, могла и посохом огреть, если что не по ней.
Старуха, охая, опустилась на пол, рядом с женщинами. Ганчу как ветром сдуло.
— Кто здесь шумит? — спросила она и, не дождавшись ответа, обратилась к Сынкоик — Ох-хо!.. Кости мои. Слава богу, нашла тебя. Собираюсь сходить к вам в гости, да боюсь не дойду, ноги не слушаются.
— Приходи. У Дапамкэя учуги крепкие, быстро домчат. Я скажу, — приветливо отозвалась Сынкоик.
— Приду, приду, поговорить надо. — Старуха вынула трубку из кисета, болтавшегося на боку, набила табаком и, прикурив, стала пускать дым.
— Девка твоя, говорят, красавицей стала, — польстила ей Сынкоик.
— Растёт, да что-то женихов не видать.
— Возьми её с собой. У нас молодёжь ночами хороводы водит, спать не даёт. Парней много.
— Позову.
…Наконец покупки были уложены в турсуки, упакованы, а дядя Дапамкэй всё тянул с отъездом в своё стойбище. Он несколько раз заскакивал в чум к старухе Буркаик, откуда доносились пьяные крики Ганчи, выбегал на воздух к оленям весь потный, лоснящийся. Сынкоик сидела с Сартой и другими женщинами, разговаривала о предстоящих кочевьях. Она не терпела запаха «веселящей воды», как, впрочем, и все Хэйкогиры. За это раньше купцы их не жаловали, пьющего-то обдурить легче.
— С Ганчой гуляешь? — строго спросила Сынкоик мужа, заглянувшего в чум. Тот вытер потное лицо платком, которым повязывал голову, выдохнул:
— С начальником маленько можно. Он хорошо помог, вон сколько добра набрали. Карабин обещал. Прикажет Фаркову.
Положим, заслуга Ганчи тут была невелика, но если достанет ружьё. Сынкоик осмотрела свои турсуки и, видно оставшись довольной, смолчала. Но тут же вспомнила:
— Аргишить будем, не забудь мать Ганчи с её девкой взять.
— Сказывала она.
Амарча с Воло с утра крутились возле оленей, дядя Дапамкэй обещал прокатить Амарчу. Мечтал покататься и Воло.
— Дядя, возьмём с собой русского, — попросил Амарча. — Он мой друг, тоже на олешках покататься хочет.
Дядя Дапамкэй оглядел лупоглазого Воло, подумал, подумал и махнул рукой:
— Пусть едет. Только отцу скажи. Воло обрадовался: