Но нет, все было спокойно. Вокруг разведенных в бочках или разложенных прямо на мостовой костров весело грелись, украдкой прикладываясь к фляжкам и бутылкам, разношерстные «революционеры» в оранжевых шарфах и шапочках. Площадь бурлила, как ведьмин котел в Вальпургиеву ночь. Тут и там слышался визгливый женский смех и грубый хохот борцов за светлое будущее. То ли их и правда переполняла радость, навеянная величием политических перспектив, то ли делала свое дело горилка и сексуальная вседозволенность, — об этом можно было только гадать.
Все запахи Майдана — одноколорных апельсинов и чеснока, предзимней свежести и перегара, дешевой парфюмерии и пота, марихуаны и дыма костров, сменяя друг друга, носились в воздухе над главной площадью страны, не зависимой ни от кого, и в первую очередь от себя самой.
Но видимость анархической вольницы была обманчивой. Все происходящее на Майдане определялось сценарием, который писался и корректировался в штабе кипящего народного котла.
В «штабной» палатке тишина и порядок, тут люди серьезные, трезвые, они на работе. «Начальник Майдана» демократично отзывается на имя Василий. Это человек лет тридцати пяти, с округлыми плечами борца, руководящим тоном и простецкими манерами, со своими подчиненными он беседует внимательно и вдумчиво.
— Из Николаева ребята прибыли, — докладывает молодой худощавый хлопчик. — Разместили в девятой палатке, накормили, напоили, вопросов нет. Только…
Хлопчик мнется.
— Что «только»?
— Их командир бабу хочет…
Заместитель начальника по быту Павло Григорьевич усмехается.
— Ну и что тут хитрого? Определи его на ночлег к Вальке в четвертую — и все дела. Только Сеню предупреди, чтобы все культурно — без скандалов и драк…
Полог распахнулся, и в палатку заглянул низкорослый курносый паренек в зимнем камуфляже и солдатской ушанке. Это был младший брат Василя, он же, по совместительству, помощник начальника по общим вопросам.
— Пошли, шеф, там хозяин подъехал, — деловито просипел он, шмыгая носом.
«Начальник Майдана», накинув на крутые плечи потертую короткую дубленку, вышел в ночь за братишкой. Лавируя между искрящими кострами и пробираясь сквозь смех, визг, ругань, гитарные аккорды, песни и заумные речи, они медленно шли к окраине лагеря.
— А что, Сашок, ничего тебе это не напоминает? — неожиданно спросил Василь и добродушно улыбнулся.
— Чего? — Провожатый зажал нос пальцем и натужно высморкался.
— Взвейтесь кострами, синие ночи! — пропел «начальник майдана». — Песня такая была, помнишь? Я ведь с молодежью работал. Чего такой угрюмый?