Олег, в отличие от Юли, понимает, что без кассовых аппаратов открываться нельзя.
– Ну раз такое дело, – роняет с досадой.
Его пиарщики работали на рекламу этого концерта – месяц. Концерт «Мегаполис» играет раз в сезон. Очень кстати. Договариваемся перенести на неделю. Чувствую себя последней заразой.
У Исторического музея набираю офисный номер Universal. Им уже позвонили, и они срочно везут в клуб для Линды новый рояль. Старый сгорел не полностью, если восстановлению подлежит, то тысяч в пять-семь долларов компенсации уложимся. И за фуршет, который уже накрывают, платить, разумеется, в этой ситуации компания не может.
Ну, греческий муж вам в помощь.
Только-только начали зарабатывать. Подумали, что начали.
Пожарная безопасность – что, тоже на мне?
***
Стены в офисе серого цвета, от офисного компьютера разит гарью. Бумаги целы, обуглены по краям.
Неделю сидим-трудимся втроем в комнатке без окон под лестницей – пока вернувшиеся таджикские норманфостеры колдуют в сгоревших стенах. Приближение майских праздников делает народ беспечным, а журналиста доверчивым. Пресс-атташе Олейников сделал десяток опровергающих заявлений: не было никакого пожара, на кухне пригорело. Брат-журналист и успокоился.
Юля перезвонила и извинилась, я извинился перед ней; на перенесенном «Мегаполисе» было от силы человек сто зрителей, Олег расстроился, но виду не подал; Линда сделала вид, что жуткого запаха гари не чувствует, и «спасибо» сказала, уходя, каждому официанту. За сгоревший рояль платить – упираемся. Пустяки, дело житейское.
Мне кажется, что пожар случился полгода назад: неделя у нас идет за двенадцать. Откуда ни возьмись решил приехать с диджей-сетом Юджин Хатц. Сам прорезался в Сети, без китайских церемоний и переписки через агента. Первого мая вот, например, не против. Как раз по дороге из Нью-Йорка в прикарпатский табор.
Антишанти ушла в отставку. Заработка ноль, в зале – двести человек, экраны – самим вешать, проекторы – самим ставить. Перед последней вечеринкой, на седьмом часу подготовки, зашла в пустой бар и взяла бутылку воды. Охрана доблестно отрапортовала: «Докладная записка, записка докладная. В 17.00 гр. Ефимова зашла в бар (зафиксировано видеокамерой), взломала пломбу, вынула 1 бут. воды, открыла, выпила, унесла…» Что с охраны спросить? Взломала, вынула, выпила, унесла. И завалящего техника мне ей в помощь неоткуда было взять. Пока мы за Gogol Bordello гонялись, французского посла и финского принимали, с кухней ругались и двадцать четыре часа на амбразуре лежали, у человека руки опустились. Ей-то за что биться: славы хватает, приработка нет, чужие копейки экономить ни к чему. Быт заел. К быту ни Антишанти, ни я готовы не были. Концепция быт не предусматривала – как не предусматривала мат на кухне, случайных пассажиров Курского, добравшихся вечером «посидеть» в ультраберлинский оранжевый бар, и непобедимую очередь в гардероб, аннулировать которую помогло только весеннее потепление.