— Давай сюда. Только не высовывайся. Там собрались хорошие стрелки.
Лагранж нехотя залег рядом, опираясь на локти.
— В каждой конюшне — несколько человек, — сказал Клейтон. — В усадьбе приготовились к бою. Все окна заложены мешками. На крыше блестело стекло. Наверно, там наблюдатель с биноклем. Лошадей держат в загоне за домами, отсюда не видно. А теперь скажи мне, как я могу туда войти?
— По трупам, — спокойно ответил Лагранж.
Когда стемнело, все собрались в доме. Оставлять стрелков на крышах конюшен не было смысла. Ночью лучше держаться вместе.
Полли приготовила обильный ужин, накрыла на стол, а сама осталась в кухне, глядя в темноту за открытым окном.
— Не хочешь посидеть с нами? — спросил Кирилл.
— Нет.
— Но можно я с тобой посижу?
Она пожала плечами, и он подвинул табурет к столу.
— Наверно, фотограф заблудился, — сказал он первое, что пришло в голову, чтобы начать разговор. — Может быть, утром появится.
— Да не фотограф он вовсе, — ответила она.
— Почему так решила?
— Вот ты кто — моряк?
— Ну, можно сказать, что моряк.
— Стал бы ты рассказывать про паруса, трюмы, что там еще? Про выгодный фрахт, про страховку, про таможни, про контрабанду? Про все то, что для тебя — самое обычное дело?
— Постой, постой, откуда ты знаешь о страховке и контрабанде?
— Читала. И мистер Грубер, хотя я думаю, что его зовут иначе, тоже много читал о фотографии. Для него все это внове, вот он и спешит поделиться с другими.
Я знаю настоящего фотографа, в поселке. Между прочим, он-то еще на войне с камерой был. О чем только мы с ним не говорили, но о работе — никогда.
Кирилл не знал, что и сказать. Полли улыбнулась:
— Теперь понимаешь, почему меня все боятся?
— Я не боюсь. Видишь, сижу рядом.
— Посмотрим, надолго ли тебя хватит. — Она снова отвернулась к окну.
— А что, если Грубер — беглый преступник? — предположил он.
— Вроде тебя? — отозвалась она. — Вряд ли. Больше похож на сыщика. Да какая разница? Человек он хороший. Жаль, что не с нами.
«Да, жаль, — подумал Кирилл, вспомнив, как метко стрелял Грубер по убегающим шайенам. — Лишний стрелок нам бы не помешал».
— Как приятно слышать русскую речь, — сказал он. — Раньше я только с Илюхой и мог поговорить. А видимся мы с ним — раз в год, если повезет.
— Папаша так поставил. В доме — только по-русски. Я американские-то слова первые услышала, когда уже большая была.
Мамаша у нас местная. Так он ее научил, и с нами она только по-русски говорила. А зачем? Возвращаться не собирались, у нас в России ничего не осталось. Ничего и никого. Папаша так и говорит — наша Россия у нас во дворе.