– Но ты в стороне от всего этого?
– Я должен.
Ада подошла к нему. Они стояли плечо к плечу. Как это было бы – полагаться на такого человека, действительно рассчитывать на него как на партнера и друга?
Разжигая в себе чувство гнева, Ада встала перед Габриэлем.
– Большинство людей дают обеты только тогда, когда искренне верят, – сказала она. – Они чувствуют связь с высшей идеей. Они чувствуют себя призванными – даже обязанными – дать обет Господу. Они не используют их как тюрьму или наказание. Ты спрятался от мира и выстроил вокруг себя клетку.
– Ты не знаешь меня.
– Ты прав. Мне интересно, каким бы ты был на свободе.
– И был бы свободным от моих обязательств?
– Свободным от этой лжи. Я знаю, что сказала достаточно. – Она подошла к нему ближе, чувствуя его жар. – Ты не подходишь этому месту. Все видят, насколько ты отличаешься. Ты здесь чужой.
– Я... – Его голос стал хриплым до скрипа. – Я здесь не чужой. Ты не отнимешь этого у меня, каково бы ни было твое тело и твои слова.
– А чем ты был без ордена?
Темные глаза закрылись, он был повержен.
– Рабом и убийцей. Вот почему я решил связать себя этими клятвами.
Она покачала головой.
– Я не верю...
– Ада, не имеет никакого значения, во что ты веришь.
– Нет. Нет! Только то, во что ты веришь. Ты придумываешь ограничения, которые причиняют тебе боль. Ты отрезаешь себя от жизни. Насколько я знаю, ты лжешь мне! – Слезы рвались на свободу. Он не монах – это было ясно с самого начала. Но она воображала его воином, кем-то могущественным и сильным. Кем-то сильнее ее. – Ты скажешь мне правду? Ты доверишься мне?
Но он не ответил. Его глаза предостерегали ее. Мужчина, которого она касалась и любила сегодня утром, исчез. И будет лучше, если она забудет, что он когда-либо существовал.
Факелы догорали, тихо мерцая за его спиной. Габриэль полночи простоял в оружейном зале, не в силах стряхнуть оцепенение. Если он вернется в свою келью, то останется наедине со своими мыслями, своими ошибками и своей плетью. Никогда он не считал себя трусом, но сегодня вечером он вряд ли сможет вынести наказание. Раны, которые ему причинила Ада, и так достаточно жестоки. Он чувствовал себя изможденным и разорванным на куски.
«Расскажи ей, – нашептывал голос в его голове. – Она поймет».
Нет. Ада может понять, почему он выбрал монастырскую жизнь, но никогда не сможет осознать, кем он был прежде.
Покушение на жизнь короля – как она сможет простить это?
Если бы ход битвы при Аларкосе чуть изменился, хотя бы чуть-чуть, король Альфонсо оказался бы на милости клинка Габриэля. Но милость – это для слабаков. Шесть лет назад, в Аларкосе, он не знал значения этого слова.