– Мне перестать?
– Нет, – ответила она.
Он продолжал обтирать ее разгоряченное тело, пока боль не утихла. Она лежала на кровати, словно растоптанный цветок, ее красные глаза невидящим взглядом смотрели в покрытый паутиной потолок. Ее голос, когда вернулся к ней, был как у старухи, полный страдания и покорности.
– Всего пара вечеров, и ты ожидаешь узнать меня?
– Ты с тем же успехом могла бы быть со мной целый год – до тех пор пока тобой владеет опиум. Не важно, сколько пройдет времени. Он всегда будет говорить за тебя.
Он положил руку на ее лоб, успокаивая, стараясь сказать прикосновением то, что так неловко звучало на словах. Она посмотрела ему в глаза с такой прямотой, что у него перехватило дыхание. На мгновение он как будто увидел ее такой, какой она, должно быть, была. Упрямство сияло как обжигающее пламя, но острый ум укрощал его и давал силу.
– Интересно, понимаешь ли ты хотя бы, что дала ему свой голос, – прошептал он. – Всю свою силу.
Она покачала головой, чтобы убрать его руку.
– Мне начинает не нравиться, когда ты ухаживаешь за мной. Ты стоишь на своем пьедестале и смотришь с высоты на мои ошибки.
Габриэль отодвинул миску подальше и растянулся на полу между Адой и дверью.
– Я не смотрю на тебя свысока, inglesa. Я пытаюсь сделать больше хорошего, чем сделал твой юный Джейкоб.
– Доверие – дело обоюдное, – сказала она. – Я не доверяю тебе, потому что не знаю тебя. Ты наблюдаешь за мной со стороны и поджидаешь, когда я совершу ошибку.
– А как еще я должен подходить к этой ситуации? Ты абсолютно ненадежный человек. Виноват в этом опиум или нет, я не знаю.
Она так живо пожала плечами, что с нее сползло одеяло. Ада вернула его на место.
– С тем же успехом ты можешь связать меня на месяц и покончить с этим. Но это будет слишком трудно для тебя, не так ли? Связать меня?
Трепет вожделения пронзил его с головы до ног, собравшись где-то посередине.
– Я понятия не имею, о чем ты.
– В течение как минимум года в твоей постели не было женщины. И неужели мысль о том, чтобы связать меня, решать за меня, что мне делать, думать или чувствовать, не кажется тебе привлекательной?
– Ты считаешь меня таким жестоким?
– Нет, я считаю тебя таким ужасным. – Ее лицо приблизилось, а гортанный голос замедлился. – Твое монашеское одеяние, Габриэль, никого не одурачит.
Если он останется в миру слишком долго, кто-нибудь может узнать его.
Лежа на полу, урывками пытаясь поспать третью ночь подряд, Габриэль столкнулся с неизбежной правдой. До тех пор пока он не вернется в Уклее и не наденет снова эти защищающие белые одежды, он будет уязвим для прихвостней отца, посланных на его поиски, и для наказания за его роль при Аларкосе, и для искушения. Но с этой англичанкой на попечении он останется таковым. Она угрожала снести самый приют, который он так старательно создавал. Новую жизнь. Новую цель. Средства рассеять убийственное желание мести, сжигавшее его изнутри.