В первый раз ему захотелось, чтобы Фернан вмешался с какой-нибудь бредовой болтовней, но тот оценивал очередного раба, выставленного на аукцион. Габриэль сделал глубокий вдох и заставил напряженные мускулы расслабиться. Он закалял свою ложь, пока она не стала правдой.
– У меня нет страха, наставник.
– Тогда выбери кого-нибудь, – тихо сказал Пачеко. – Это довольно пугающе, я знаю, смотреть на море развращенных лиц и знать, что ты можешь сделать такой подарок только одному. Ты выбираешь?
Фернан качнулся назад на каблуках, его губы растянулись в идиотской улыбке.
– Я, например, выберу какого-нибудь ужасного бездельника. Нет смысла разрушать мои надежды из-за промаха.
Пачеко нахмурился.
– Ты примешь это испытание с совершенной искренностью или больше не вернешься в Уклее.
– И что тут такого страшного?
– Твой отец заявил, что ты больше не желанный гость ' в вашей фамильной усадьбе. С прошлой недели Уклее – твой единственный дом.
И без того бледное лицо Фернана стало белым как полотно. Он вытер рукавом выступивший на лбу пот.
– Ну тогда это значительно все меняет. – Он повернулся к людям в комнате и обратился к ним: – Есть здесь девственницы? Девственницы со склонностью к учению и молитвам? И, может быть, с элементарными хозяйственными навыками?
Габриэль потянул Фернана за рукав:
– Прекрати, идиот.
– Ничего не получается. Может, мне надо попробовать говорить на мосарабском?
– Тебе надо попробовать вести себя так, будто ты носишь на себе крест святого Иакова, – с явной угрозой проговорил Пачеко.
– Наставник, – сказал Габриэль, – что, если тот, кого я выберу, не захочет пойти с нами?
– Это аукцион рабов. Какой у них может быть выбор?
– Они станут собственностью ордена?
– Разумеется, – ответил Пачеко, пожимая плечами. – Габриэль, уж кому, как не тебе, знать, что это не обычный бордель. Выбирайте и давайте уже убираться отсюда. Теперь наши дела в Толедо завершены, и завтра мы возвращаемся в Уклее.
Фернан кивнул в сторону очередного мавра на платформе.
– Тогда я возьму вот этого. Он такой же бесполезный, как любой другой.
Пачеко вступил в торг и купил раба. Сгорбленный аукционер свел новую покупку по ступеням. Фернан осмотрел молодого человека с ног до головы, на его лице появилось презрительное отвращение.
– Сомневаюсь, что он хотя бы говорит по-кастильски.
– Можешь спросить его, – сказал Пачеко.
– О, это будет трудно.
Светлокожая женщина вышла вслед за аукционером в центр платформы – женщина, от которой у Габриэля перехватило дыхание. Несвязные звуки борделя притихли. Одетая в темно-синее платье, украшенное богатой вышивкой, она безмятежно обвела взглядом толпу покупателей. Никакое напряжение не сковывало ее. Никакая горечь не трогала улыбку на ее губах. Во всех смыслах она воплощала собой мир, который Габриэль еще должен был найти, эта женщина на грани рабства.