– Да, – ответил Габриэль.
С трудом сдерживая улыбку, Пачеко прекрасно знал, что люди, напавшие на Габриэля, были наемниками. Габриэль тоже это знал. То, что он был готов солгать, показывало, насколько он пал, как близок был Пачеко к тому, чтобы выполнить свое задание.
– Но ты выжил, да еще и привез с собой двух женщин?
Нет ответа. Габриэль опустил глаза и закрыл их. Пачеко поднял бровь и посмотрел вниз, на руки Габриэля, но тот держал их за спиной, подальше от взглядов.
– Она собирается остаться или вернется в Толедо?
– Этот парень, Джейкоб, приедет за ней через месяц.
Пачеко вернулся за свой стол.
– Тогда в любом случае, – заметил наставник, – ты ознакомишь ее с нашими правилами.
Эти темные карие глаза упорно смотрели в какую-то неизвестную точку.
– Наставник, я надеялся, что моя ответственность за нее была снята.
– Есть причина, почему ты хочешь отказаться от этого обязательства?
Жизнь вернулась в глаза Габриэля, в его позе появилась агрессия. Потом тишайший вздох.
– Нет, наставник.
– Хорошо. Ты можешь идти. Сообщи мне, если тебе что-то понадобится.
Габриэль повернулся, чтобы уйти. При виде рук своего ученика, все еще стиснутых за спиной, Пачеко сказал:
– Пожалуйста, отнеси эти документы брату Уаларду.
Он протянул связку свитков. Габриэль вернулся к столу и протянул за ними руки, покрытые мозолями. Последствия битвы. Покраснев и стиснув зубы, Габриэль просто стоял и ждал приговора. Пачеко пригвоздил его тяжелым взглядом.
– Ты нарушил как минимум одну клятву. Но мы оба знаем, как ты можешь это исправить.
– Да, наставник.
В неудобном деревянном табурете было больше жизни, чем в голосе Габриэля.
Когда дверь закрылась, Пачеко подумал, должны ли гордость и тщеславие помешать ему отпраздновать этот последний успех. Не каждый день раб добровольно возвращается в неволю, так хорошо тренированный, чтобы самому высечь себя. А если Габриэль действительно поддался чарам англичанки, наказание, которое он наложит на себя, наверняка будет гораздо суровее, чем мог вообразить даже Пачеко.
И это заставило его улыбнуться.
Ад,а уже в четвертый раз выдернула свою руку из руки Фернана и бросила на него очередной предупреждающий взгляд. Этот странный шут не знал никаких границ приличия. Однако он был достаточно любезен и отвлекал ее от упорно возвращающихся мыслей.
– А вот это вход в собор, – сказал он с небрежной непочтительностью. – Я не знаю, почему некоторые из святых братьев вообще утруждают себя, выходя отсюда. Они ведь почти весь день проводят здесь.
– Ты смеешься над верой, – сказала Бланка. – Почему?