– Тварь! – заорал Каракурт, скидывая куртку. В руке у него блеснул спринг-найф.
Я оттолкнул стоящего передо мной желторобника и оказался возле Акки. Колено запульсировало болью, ладони сделались влажными.
Ван-Варенберг прыгнул вперед, отводя руку с ножом для удара. Безопасники с железными прутами, все это время стоявшие в отдалении, поспешили на помощь своему командиру, но прежде чем они успели остановить Каракурта, откуда-то сбоку вырос вездесущий Лускус.
Он ловко вывернул спринг-найф из пальцев Каракурта, что-то тихо сказал ему и втолкнул в гущу сгрудившихся зэков. Спрятав нож, мой негаданый приятель шутливо поклонился застывшей Акке и закричал, обращаясь к желторобникам:
– Братва! Дела и впрямь херовые. Выжили мы чудом, а могли б подохнуть в этой консервной банке. Но там остались наши братки, те, кому не повезло. Оглянитесь вокруг – все видят своих корешей? Где они? Так что кончай базар. Да и Сыч утром сказал – если попросят, надо помочь…
Если на протяжении короткой речи Лускуса зэки угрюмо молчали, то последняя фраза произвела на них магическое действие – народ зашевелился и начал расходиться. Со всех сторон слышалось:
– Ну, раз Сыч… Надо помочь, надо!
Лускус тем временем еще раз поклонился Акке:
– Домина Анна, не волнуйтесь. Все будет тип-топ.
И растворился в толпе.
Я стоял, смотрел на Акку и даже, кажется, улыбался. Она, бледная, с плотно сжатыми губами, тоже смотрела на меня.
– Здравствуй, Аня. Ты – тут?
– Здравствуй, Клим. Как видишь. Что с ногой?
Я скривился:
– Ерунда. Ушиб и царапина. Как ты? И все же – почему здесь?
– Потом, Клим, все потом. Если в состоянии, приходи в штабную палатку, у нас каждый человек на счету. Все, до встречи.
И она ушла, сопровождаемая своими безопасниками. Я смотрел ей вслед, а в голове раскручивалась лента воспоминаний…
Акка. Аня Морозова. Мы не виделись десять, нет, одиннадцать лет. Она почти не изменилась, только отпустила волосы, да возле серых глаз залегли едва заметные морщинки.
Высокая, худая, Акка имела, как говорили в Великом веке, «фигуру манекенщицы». Но при взгляде на нее мне почему-то всегда думалось другое. На ум приходили былинный Север, «Калевала», саги Снорри Стурлусона, все эти «Пророчества Вёльвы» и «Песни Высокого».
Впрочем, свое чудное прозвище она заслужила не за внешность, а за характер. Аккой ее прозвал на третьем курсе известный институтский острослов Борька Коровкин. Мы тогда всей группой отправились в поход по Полярному Уралу и попали под снеговой заряд. Холод, метель, сугробы по пояс. Если бы не Аня, многие из нас так и остались бы там, на склоне мрачной горы Пай-Яр. Но она, точно в нее вселился какой-то бешеный ненецкий демон, буквально на себе вытащила группу, подгоняя отстающих, помогая ослабевшим, подбадривая отчаявшихся.