Итак, 5 января я сдался в плен свободникам. Но оказалось, что это не просто свободники, а специальный отряд (они называли себя «Легион Смерти») под командованием некоего Каракурта. Да, да, того самого Йена Ван-Варенберга из Пенемюндского лагеря. Человека, национальность которого Лускус еще тогда, в первый день после катастрофы, обозначил как «ублюдок». Кстати, в свой легион Каракурт подбирал бойцов под стать себе…
Это были очень странные люди. Странные до, как говорил один мой знакомый, «страшности». Непонятные. Нелогичные. Рука чешется написать – вообще не люди. Но нет – люди. Просто очень чужие…
Они не носили доспехов – только кожаные черные крутки и черные же плащи. Бритые головы. Ужасные татуировки, сюжеты которых рождались в чьей-то явно нездоровой голове. Никогда не забуду изображение, выколотое на спине одного из них: мускулистый рогатый монстр когтями разрывает живот беременной женщины, пожирая кричащего младенца…
Еще меня поразило оружие. Причудливое и, как бы это поточнее выразиться… антигуманное, что ли. Двузубые вильцы с пилообразной заточкой лезвий; широколезвийные копья с накидными петлями – чтобы противник не сумел уклониться; мечи с откидными крюками; штопорообразные наконечники у копий; у двоих я видел странные клювастые молоты на длинных рукоятях, кажется, такие назывались в старину чеканами. И многое-многое другое.
Но, собственно, дело даже не во внешнем антураже, не в одежде и не в оружии. Эти люди говорили на своем, одним им понятном, языке, и язык вовсе не был главным средством общения.
Они часто смеялись. Я бы даже сказал – они смеялись постоянно, но этот смех, полузадушенный, сквозь зубы, приводил меня в трепет. Возможно, виной всему было то, что многие из них жевали желтые стебли какого-то неизвестного мне растения, но, с другой стороны, это делали далеко не все.
А непонятная мне манера с силой ударять друг друга согнутой ковшом ладонью по уху? Этот жест служил у них чем-то вроде приветствия, причем приветствия дружеского. Ну, а про их противоестественную «боевую любовь» и вспоминать противно…
Впрочем, довольно пространных описаний. Когда я спускался по каменистому склону им навстречу, подспудно ожидая всего, но все же надеясь на лучшее, мне и в голову не приходило, насколько «теплый» прием меня ожидает.
Легионеры заметили меня, и десяток человек, вскинув оружие, отрезали пути к бегству. Каракурт, нехорошо ощерившись, подошел вплотную.
– Так, так, так… зайчик сам прыгнул в пасть. Ха, парни, он боится! Эй ты, боишься?
Я промолчал. Легионеры довольно заржали, затем Каракурт спросил: