Все повторялось… Когда-то ее отец был изгнанником – видимо, у Птолемеев это стало входить в добрую традицию, – но он сумел получить помощь у могущественного Рима, а она не имела права ни на малейшую ошибку в военном сражении. Клеопатра часто молилась Исиде, прося ее о помощи и напоминая ей о предсказании. Каждый день она заставляла Нефтиду гадать на картах, но та постоянно уходила от прямого ответа, говоря, что ее судьба в руках богов. Клеопатра физически ощущала внутренние перемены: из чувствительной, ранимой, вдумчивой девушки она превращалась в суровую и жестокую царицу. Безусловно, это пошло ей только на пользу, однако вместе с этими качествами она приобретала подозрительность и недоверчивость, что мешало ей верить людям, в то, что они способны на искреннюю помощь и поддержку.
В первые месяцы изгнания Клеопатре казалось, что она сумеет быстро вернуть трон, но сирийские военачальники не торопились оказывать ей помощь. Численный перевес был на стороне Потина. Да и можно ли рассчитывать на верность сирийцев? Эта мысль приводила царицу в смятение. Первый раз в жизни она оказалась в такой сложной ситуации. Все чаще Клеопатра вспоминала свою старшую сестру, осмелившуюся поднять восстание против отца. Потин по сравнению с Птолемеем Авлетом был жалкой овечкой, и, тем не менее, Клеопатра не смогла его одолеть. Быть может, она ни на что не способна?
Новый удар судьбы сразил царицу наповал. Будто бы все боги Египта ополчились против нее. Неужели так велика была сила преследовавшего ее рока?
Все было уже готово к военному походу, Клеопатра двинулась к границам Египта, и навстречу ей вышли египетские войска под командованием Ахилла. В течение нескольких дней войска царицы в боевом порядке подходили к стенам Пелусия, лежавшего на пути в Александрию, но Ахилл не дал боя. Он будто бы выжидал… Через два дня Клеопатре все стало ясно. Лазутчики Аполлодора принесли весть о поражении Помпея в генеральном сражении на Фарсальской равнине в Северной Греции. Победу в гражданской войне одержал Цезарь. Помпею пришлось бежать в Египет, где он намеревался найти убежище.
Медленно опустившись на походный табурет, Клеопатра еле слышно прошептала побелевшими губами:
– Ты свободен.
Почтительно склонившись, лазутчик вышел из шатра. Клеопатра посмотрела на старую Мути, а затем на Аполлодора. Это был конец. Никто не осмеливался нарушить воцарившееся молчание. Клеопатра понимала, что надо взять себя в руки, но слезы непрестанно набегали на глаза и горло сводила судорога от еле сдерживаемых рыданий. Наконец, совладав с собой, она поднялась.