И он уселся за свою парту, а я за свою, потому что как раз входила учительница. Начинался урок истории.
«Вот это да! — думал я. — И здесь Степанов!»
Кто читал рассказы о наших прошлых приключениях, тот со Степановым знаком. Некогда, кучу лет назад, он был шофером отца — в те времена, когда отцу полагалась не только служебная «Нива», но и шофер для нее, по штатному расписанию заповедника. «Нива», давно нуждающаяся в капитальном ремонте, так и пылилась в гараже — у отца руки не доходили привести ее в порядок. А ставку шофера сократили, едва начались все эти кризисы. И тогда Степанов ушел «в бизнес». Отец ему малость помог, похлопотав за него перед одним банкиром, приехавшим отдохнуть и поохотиться в заповедник. Но вообще-то Степанов стартовал сам — говорят, чуть ли не главарем банды рэкетиров, которая все мелкие торговые точки Города зажала в кулак. Конечно, надежный тыл имел благодаря банкиру. Потом он начал вкладывать деньги в разные предприятия, выкупил у Города торговые ряды семнадцатого века, отреставрировал их и превратил в огромный современный рынок со всеми удобствами и под стеклянным куполом над прежде открытым внутренним двором торговых рядов, запустил два завода — ртутных приборов и лакокрасочный, переделал в плавучий ресторан старый туристский пароходик, «вложился» в главную городскую газету, прибрал под себя все окрестные бензозаправки и вообще, как говорят, «размахался». Уже года три-четыре он старался вести дела как честный и порядочный бизнесмен, без всякого криминала, но иногда в нем «взыгрывало ретивое», как это называет отец, особенно если он считал, что его «обидели». Словом, фрукт это был еще тот, но с отцом у него так и сохранялись самые душевные отношения. Он даже по привычке оговаривался порой, называя отца «хозяин», хотя очень следил, чтобы эти оговорки не слетали с его языка. И немножко смешно было смотреть, как они с отцом обращаются друг к другу на «вы», особенно при посторонних.
Степанов никогда не мог забыть, что в пору его работы нашим шофером отец обращался с ним «без хамства», ровно и дружелюбно — так же, как со всеми себя держал, от Гришки-вора до наезжающих к нам охотиться министров и банкиров, — и вообще вносился к нему как к соратнику, а не как к слуге. Да и не стартовал бы Степанов так удачно, если бы отец не замолвил за него словечко... Хотя сам отец потом переживал, «Если бы я знал заранее, в какое паскудство втянет этот банкир нашего милого Степанова, — говорил он, — то у меня язык не повернулся бы просить. Хотя каждый получает то, к чему стремится...» Больше того, отец считал Степанова немножко наивным, с его заветной мечтой прохилять в белоснежном костюме по одной из столиц мира и заземлиться в лучшем ресторане, и, как отец сказал однажды, «в ком сохранилась эта мальчишеская наивность — тот не совсем пропащий: Степанов намного лучше большинства «денежных мешков» и чиновников, которые приезжают к нам по путевкам».