- Еще иголкой его пришивают, - добавил Василий и снял шлем, где, по солдатскому обычаю, была заколота иголка с суровой ниткой.
- Берись за руки, - решительно произнес лейтенант и тут же замялся. Если только ребра целы. Может, просто за язык дергать? Кажется, есть такой способ.
- А может, коньяк... у меня есть, - предложил Василий. - Подержи рот, я волью.
Он наклонился с фляжкой в одной руке и с иголкой в другой.
И кто знает, сколько бы еще издевательств претерпела Шура, если бы она не догадалась в эту минуту открыть глаза.
- Ура-а-а! - завопил Василий и схватил на руки своего начальника. Лейтенант, ты гений! Бросай самолет, иди в доктора! Дай я тебя расцелую!
У КОСТРА
ШУРА взяла билет, и вдруг оказалось, что экзамен принимает ее собственный дядя. Дядя нахмурил брови и постучал чайной ложечкой по столу.
- Ну-ну, Шурочка, смелее! Рассказывай, как настоящий Хитрово.
"Дяде нужно ответить на редкость хорошо, - подумала она, - ему неудобно будет ставить мне двойку". Волнуясь, она прочла билет и с ужасом почувствовала, что не понимает ни слова. Прочла еще раз, даже выучила наизусть нелепые словосочетания. "Как стыдно, - подумала она, - я даже не понимаю, что он меня спрашивает".
Очень приятно было проснуться после такого сна. В темноте Шура протянула руку, чтобы зажечь настольную лампу, и запуталась пальцами в мехе. Почему-то она была укрыта не одеялом, а какими-то куртками, и от них несло приятным, чуть сладковатым запахом бензина.
- Пусти, лейтенант, - сказал кто-то рядом. - Дай место старому поджигателю. Когда я жег камыши под Астраханью, мы складывали костер так...
Тогда Шура вспомнила: вспышки молнии... шары плещутся в воде ... удар грома ... желто-зеленый кpyг моря над головой... лица летчиков на берегу...
Она с трудом выбралась из-под курток. Воздух был - как парное молоко. На необычайно черном небе сверкали неправдоподобно яркие звезды - их было гораздо больше, чем в Саратове. Только часть небосвода была затуманена дымкой. Шары, плавая в воздухе, все еще удерживали возле себя бакинскую пыль, наделавшую столько бед.
- А, утопленница! - добродушно, приветствовали Шуру летчик и механик. Ну, как здоровье?
Оба они чувствовали особую симпатию к девушке за то, что они спасли ее. Они вложили свой труд в ее жизнь. Шура стала делом их рук, их дочерью немножко.
- Вам не холодно? Не жарко? - наперебой спрашивали они.
Василий предложил свою фляжку, летчик протянул банку с консервами.
"Какие они симпатичные оба, - подумала Шура. - И отчего я ссорилась с ними?" Но вслух она сказала только: