– Понятно…
Отойдя в сторонку, кивком подозвал старшего унтера:
– Что скажете, Семён Василич?
– А чего тут, и так всё ясно. От "несунов" он тута ходит, высматривает…
– От "несунов"?
– Ага. Это мы так этих, как яго… кон-тра-бан-дис-тов, во!, по простому зовём. Ходят такие, выглядывают, где секреты засели – а потом все "несунам" подробно обсказывают, за денежку малую. Бывает, ещё собачку учёную впереди пустят, или мальца несмышленого… Всяко исхитряются, сволочи!
– Так! И что делают с такими?
– Дык, что… взашей его и всех делов. Гумагу на него ещё изводить, мороки больше.
– Тогда так. Ему (кивок на бомжеватого вида дедушку) оформите пинок пониже спины, секрет на другое место. Верно, Василич?
– Так точно, Вашбродь!
Старший унтер энергично раздал ценные указания, и уже отъезжая, корнет увидел размашистое "напутствие" тяжёлым сапогом, в исполнении старшего дозора.
К концу лета Александр уже сбился со счёта – столько он повидал нарушителей. Серьёзных за всё время набралось всего два, и каждое задержание обязательно сопровождалось короткой перестрелкой, а подобных первому – десятков пять, как минимум, а то и больше. Солдатам очень понравилось выражение "оформить пинка" и данное действие быстро стало одной из негласных, но просто таки обязательных традиций. Ещё больше им понравился другой приказ командира: тех задержанных, что покрепче, отпускать только после сеанса "трудотерапии" – дров натаскать, или песка с щебнем для отсыпки дорожек, с выгребными ямами поработать, сена покосить, мусор какой убрать, подмести… Занятие находилось всем, а уж как укрепился авторитет комвзвода-два! Тем более что все уже попривыкли к тому, что именно он постоянно находится в отрядной канцелярии, или где-то рядом, в отличие от штабс-ротмистра Блинского или корнета Зубалова. Командир заставы своим присутствием её обычно не баловал, отметится на утреннем разводе и в Ченстохов, по важным и неотложным делам (по слухам – новая пассия), или отдых от важных дел. А Его Благородие корнет Зубалов жил и служил (и даже дышал) в ожидании отставки, и лишнего на себя не брал: с утра в канцелярии, потом объезд дистанции, и всё – остаток дня "дежурил" на своей квартире. А меж тем, причины такого трудоголизма командира второго взвода были донельзя банальны: во-первых, в канцелярии было прохладно, а на улице и в тени доходило до плюс тридцати. Солдатам ещё удавалось походить нараспашку, а вот офицерам это категорически воспрещалось, расстёгнутый и без фуражки корнет вызвал бы настоящий шок и волну слухов. А во-вторых, занимаясь оформлением разного рода документов, Александр заодно и систематизировал накапливающуюся понемногу информацию: рядом с какими хуторами чаще всего случаются стычки, какие участки дистанции у "несунов" самые любимые, средняя численность и тактика контрабандистов, наиболее удобные маршруты для "караванов", виды и стоимость запрещённых товаров, общие сведения о местности… Было ещё и в-третьих, к сожалению. Стала приходить боль, сперва – потихоньку, покалыванием в висках, затем сильной мигренью и неожиданными спазмами. Всё чаще и чаще приходилось вызывать холодное безразличие к окружающим, чтобы не сорваться… в такие моменты он просто запирался в офицерской комнате, пережидая очередной приступ, или уходил в ближайший лесок и долго стоял там, привалившись к облюбованному дереву. Посетив местного лекаря, господина Матисена, получил твердое убеждение – лучше умереть самому, чем воспользоваться помощью этого коновала и отдать концы после устроенного им кровопускания.