Я трижды пытался, и все три раза мне не удавалось забраться с надувной лодки на борт «Файркреста». А расстояние-то было футов шесть! Только шесть футов! Его бы элементарно преодолел и десятилетний ребенок. Но Калверт этого сделать не смог, ведь Калверт старик. Я кликнул Ханслета, но тот не появился. Я крикнул его трижды, результат был тот же. «Файркрест» оставался темен, с яхты не доносилось ни звука. Куда он запропастился, черт бы его побрал?! Заснул? Сошел на берег? Нет, на берег Ханслет сойти не мог — он обещал оставаться на борту. Ведь за время моего отсутствия могло прийти какое-нибудь сообщение от Дядюшки Артура.
Значит, он крепко спал! Я почувствовал, как во мне поднимается слепая ярость. Это уж слишком! Я и так сегодня нахлебался досыта! А ему, видите ли, захотелось поспать! Я закричал что было сил и забарабанил рукояткой «люгера» по железной обшивке судна. Но он так и не вышел.
Наконец с четвертой попытки мне удалось подняться на борт. Держа веревку от резиновой лодки в руке, я несколько секунд полежал на животе, а потом с трудом встал. Закрепив линь, я отправился на поиски Ханслета. Мне хотелось ему кое-что сказать! Но сделать этого мне не пришлось. Его не было на борту. Я обыскал «Файркрест» от кормы до носа, но не нашел ни единого следа. Ни остатков еды в салоне, ни грязной посуды на камбузе. Никаких признаков сопротивления или борьбы. Все было чисто, в самом образцовом порядке. Все было именно так, как должно было быть. Не было только Ханслета.
Минуту или две я сидел в салоне, согнувшись в три погибели, и пытался ответить на вопрос, куда мог исчезнуть Ханслет. Но в те минуты я ничего не соображал. Тогда я снова вышел на палубу, чтобы поднять надувную лодку и подвесной мотор. На этот раз я не стал совершать никаких маневров. Не говоря о том, что в подобном состоянии это было невозможно, время игры в прятки прошло. Я выпустил воздух из лодки и спрятал ее вместе с подвесным моторчиком в шкаф. Вы спросите, что будет, если кто-нибудь вновь вздумает обыскать яхту? Что ж, пусть попробует. Первое, что я сделаю, это всажу в пришельца пулю. И мне все равно, даже если этот кто-то представится полицейским. Сперва пулю в руку, в ногу — неважно, а уж потом стану слушать его объяснения. А если речь пойдет о ком-нибудь из моих «друзей» с «Нантсвилла» или из песчаной бухты, то этот гад получит пулю сразу в лоб.
Я прошел обратно на корму, чувствуя себя совсем больным. Вертолет лежал на дне вместе с пилотом, грудь которого была прошита автоматной очередью. Когда я подумал об этом, мне стало плохо.