— Франсуа! — с облегчением и радостью прошептала она. — Ах!
Он вошел, обнял зашатавшуюся Зою за плечи и поддержал. Ощутив владевшее ею напряжение, Франсуа задохнулся от желания, сочувствия и стремления защитить эту хрупкую женщину.
— Ma pauvre petite, — пробормотал он, невольно переходя на язык своего детства. — Restetranquille. calme, calme. [2]
Он сел в большое кресло у камина и посадил Зою к себе на колени, зная, что она больше не вынесет одиночества. Она напоминала раненую собаку, которая хочет, чтобы хозяин взял ее на руки, прижал к груди и дал услышать успокоительное биение своего сердца.
Зоя прильнула к Франсуа всем телом, став с ним одним целым. Он молчал и нежно гладил ее волосы и лицо.
— Я схожу с ума? — наконец спросила она.
— Нет, — решительно возразил он. — Вы переживаете то, чего я не понимаю. Но вы не сумасшедшая. Просто очень испуганы.
— Да, — покорно согласилась она. — Спасибо вам, Франсуа, за то, что пытаетесь меня понять…
Рожье вздохнул. Он сомневался, что сможет что-нибудь понять. Но в ней он не сомневался. Зоя очаровывала его, и ему хотелось стать частью ее жизни. Поразительно… Он обрадовался, что еще может испытывать такое чувство к другому взрослому существу. К другой женщине. Некоторое время назад он решил, что это чувство умерло в нем навсегда.
— Вам приснился еще один сон? — спросил он. — Еще одно дурное… предзнаменование?
Это слово застревало у него в горле, он ненавидел все иррациональное, не имеющее научного объяснения, считал его досужими бреднями или хитрыми фокусами.
Дыхание Зои стало глубже и медленнее.
— Доверьтесь мне, — сказал он.
— Прошлой ночью я видела во сне свою мать. Она умерла четыре года назад. Разбилась в своей машине. — Она помолчала, затем подняла голову и посмотрела Франсуа в глаза. — Хотя тогда мне было двадцать с лишним, во сне я была девочкой.
Франсуа, сдвинув брови, смотрел в ее необыкновенные глаза цвета морской волны и прислушивался к тихому мелодичному голосу. Казалось, она рассказывает ему сказку. Сказку, которая слишком долго ждала своей очереди.
— Продолжайте…
— Мой отец умер еще до того, как я успела его узнать. Он основал строительную фирму, очень много работал и почти не бывал дома. Он оставил нам с матерью кучу денег. Мне было десять лет. Я знала, что мой долг — присматривать за матерью. Всегда. Такая уж она была: всю жизнь нуждалась в опеке, так и не сумела стать взрослой. Да и отец ясно сказал перед смертью: «Ты должна присматривать за матерью, Зоя. Обещай мне».
— Такие хрупкие плечики, — пробормотал Франсуа, гладя ее ключицы. — Слишком тяжелое бремя. Тем более для десятилетней девочки.