Я надену черное (Пратчетт) - страница 36

ароматом цветов, жужжанием пчел и медом.

Но никто об этом не упоминает. И в самом деле, о чем говорить? Подумаешь, редкие цветочки

растут на могилке какой–то старушки и кошачья мята на могиле закопанной руками Тиффани кошки?

Может это загадка, а может расплата – но для кого, за что и почему, лучше об этом не думать, и тем

более не обсуждать. И все равно, как случилось, что на останках потенциальной ведьмы выросли

21


Терри Пратчетт. Плоский мир. Я надену чёрное.

прекрасные цветы?

Тиффани не стала бы задавать подобный вопрос. Семена очень дороги, и ей пришлось ходить в

Двурубахи, чтобы их достать, но она поклялась, что каждое лето эта прелесть посреди леса будет

напоминать окружающим, что тут жила и похоронена пожилая женщина, которую довели до смерти

своим преследованием. Тиффани не знала, почему для нее это так важно, но до глубины души была

убеждена, что это так.

Когда она закончила рыть глубокую, но маленькую ямку посреди лужайки страстники, она

оглянулась, чтобы убедиться, что никакой ранний прохожий за нею не подглядывает, и, используя

обе руки, заровняла крохотную могилку землей, прикрыла опавшей листвой и посадила сверху куст

незабведок. До этого они вообще–то росли не здесь, но зато они быстро приживаются, а это было

важнее, потому что… за ней опять кто–то следил. Было важно не оборачиваться. Она знала, что ее

увидеть нельзя. За всю свою жизнь она встретила только одного человека, который умел становиться

невидимым лучше нее самой, и то была Матушка Ветровоск. Кроме того, вокруг был туман, и она

точно услышала бы, если бы кто–то проходил мимо. Но это не были так же ни птица, ни животное.

Те всегда ощущались иначе.

Ведьмам не нужно оборачиваться, потому что они всегда знают, кто стоит у них за спиной.

Обычно она могла догадаться, но сейчас все чувства разом твердили ей, что вокруг нет ни души, кроме Тиффани Болит. Но каким–то странным образом, это ощущение было неверным.

– Слишком много работы и мало отдыха, – сказала она вслух, и ей показалась, что чей–то тонкий

голосок ответил: «Точно». Он был словно эхо, хотя не было ничего такого, откуда взяться эху.

Обратно она летела с максимально возможной для ее помела скоростью, что было совсем не быстро, что хоть как–то служило оправданием, будто она от кого–то бежит.

Едет крыша. Ведьмы не часто об этом болтают, но всегда об этом беспокоятся.

Крыша, или вернее забота о том, чтобы она не съехала, всегда были вдохновителем и

центральным вопросом ведовства. И вот как это работает. Спустя какое–то время ведьма, которая, согласно ведьминской традиции работает в одиночестве, начинает становится… странной. Конечно, все зависит от продолжительности и силы разума конкретной ведьмы, но рано или поздно они